горничной, ага. Так говорит, Мессершмитт себе цены не сложит! На колидоре табличку повесил: «Только умным». И запер. Сам ходит! Один то есть с мозгами, остальные, мол, дураки…
Я присвистнула и мысленно потёрла руки: у меня намечается союзник.
– Неслыханно, какое высокомерие! Я думала, он только мне вместо соседского приветствия на дверь указал.
– Тебе?! – вытаращила глаза Надежда и ещё больше приняла меня душой, судя по взгляду и расползшейся навстречу груди. – Так я же и говорю: барын. Туды к нему не подступись, – закивала она. – Глава просил коров не пугать самолётом, как бы не так – летает! Маршырут, говорит. Девки в клуб приглашали, куды ж! В магазин зашёл как-то, нос воротил, мол, грязно и колбаса не та – почему в деревне молоко не домашнее и зачем сметана в пластике. Санитарами грозил, теперь мыть приходится. Тёмку, деверя моего, уволил за то, что раз всего на работу выпимши явился! А кто не выпивает? Сарай чинить – не зерно собырать! Ни с кем не знается, одно слово – барын!
Мои глаза загорелись.
– Ага, то есть и ваш деверь Тёма, и глава посёлка, и владелец магазина, и продавщица, и девушки местные, все вы не любите этого спесивого поклонника феодализма? – заинтересовалась я.
– А чыво ж его любыть? – сложила руки на животе Надежда.
У меня на душе стало хорошо, как от сливочного масла с мёдом.
– Так приятно познакомиться с вами! – подхватила я под руку опешившую Надежду и затараторила: – Даже не представляете, как! А я подумала: домик такой милый достался, может дачу устроить? Скрываться мне не от кого, а недвижимость зря пропадает, я тут пару раз в детстве была, решила подышать воздухом предков, знаете ли. Жаль, чаем угостить не могу, печку включить не получается, но воды попить с батончиками милости прошу!
– А шо там с печкой? – оживилась Надежда и поторопилась освободиться. – Дай погляжу!
Я впустила её в дом. Оказалось, что просто был пуст газовый баллон. Но меня взяли на абордаж, утащили в третий дом второй улицы после кустов и сторожки. В гуле домочадцев, телевизора и хит-парада Русского радио из телефона волоокой громадной девицы по имени Оксана меня накормили борщом, поставили на стол что-то страшно спиртовое, в чём я решилась только губы смочить. И, кажется, приняли в семью. Мне стало тепло-о-о. И вольготно!
Всё-таки ничто не сплачивает незнакомцев, как общий враг! Тем более, если он Чупа-Чупс, Мессершмитт, Бабовоз и барин…
Я захмелела и расслабилась. Наконец, люди, благость! Наелась, как у бабушки. Ванёк радостно крутил на пальце спиннер, девица сидела в телефоне, муж Надежды – в футболе по телевизору, а сама хозяйка вываливала на меня ценную информацию о том, кто с кем и как у них в деревне, а я уже не воспринимала. Запомнилось только, что хлеб привозят по понедельникам, средам и пятницам. Но зачем мне хлеб? Там глютен. А я за ЗОЖ.
После стопочки мне хотелось спать и просто кивать головой. Надежда меня спрашивала и сама отвечала:
– В Москве же холод собачий зараз? Ай-яй-яй, а тута лето вон. В этом году особо раннее. И дорого наверное, цены не сложить? А таки скольки вот така прычёска
