Открывался сезон охоты, и можно было смотреть в завтрашний день с большей уверенностью. Сначала пошли утки, риск для семьи всерьез оголодать отодвинулся. Но утки – это такая морока! Во-первых, правильно вынуть потроха, чтобы исключить запах птичьего помета, во-вторых, правильно снять шкурку с перьями. В-третьих, найти в тушке дробинки, чтобы потом нечаянно не сломать зуб. В-четвертых, что там есть, в той утке? Фазан – тот куда упитаннее, и в нем меньше бесполезного жира!
После работы я хватаю ружье, сажусь на велосипед и кручу педали в сторону поймы Кубани или на камышовые берега небольших речушек на водоразделе Кубани и Кумы. Таких охотников, как я, везде достаточно, но уток так много, что всем хватает и до перестрелок дело не доходит.
В середине ноября открылся охотничий сезон на кабана. Шхаев пополам со мной купил лицензию и пригласил на охоту в окрестности своего аула. Приглашение я принял с большой признательностью, потому что охота со Шхаевым означала верную добычу. Нам нужно было мясо – до спорта ли тут!
Вверх от аула Эльбурган на восток тянется балка ручья Бабук. Где-то в верховьях балки располагается олений питомник. Там балку перегораживает металлическая сетка. Вдоль сетки, по ее внешней стороне на водопой постоянно ходит большое стадо кабанов. Тут самое место устроить засаду. Вечерком мы пошли со Шхаевым к месту промысла, запасшись смертоносной картечью.
Сначала мы прошли высокие и красивые скальные обрывы с двумя огромными орлиными гнездами, потом ущелье сузилось, и нас обступили крутые склоны, заросшие «ленивыми» дубками. Этот дуб не растет в высоту более трех-четырех метров и мало опадает зимой. Но разбрасывает по земле жесткие, как жесть, сухие листья цвета кофе с молоком. На ветру дубы не шелестят – звенят, а листья под ногами легкомысленно гремят, как пустые консервные банки. Крутые склоны ручья Бабук сплошь усыпаны остроугольной белой известняковой щебенкой, которая под ногами тоже звенит, но уже по-своему, солидно и отрывисто.
– Смотри кругом, – говорил Шхаев, – большой дерево – нету. Кабан совсем стрелять надо. Ранишь – к тебе побежит, тебя убьет. От кабана, если побежит, на дерево надо. Ищи такой дерево, чтобы был вот так, как рогатка. Сам заскочил – кабан дальше побежал. Шхаев растопырил большой и указательный палец пистолетом, чтобы наглядно показать, «какой нужно дерево».
Не доходя до забора питомника, мы со Шхаевым свернули влево и начали потихоньку подниматься по желобу высохшего ручейка под разнообразные перезвоны листьев и щебня. Метрах в тридцати выше дна долины мы остановились передохнуть, и Шхаев подробно проинструктировал меня, где стоять, куда смотреть, когда и в каком направлении стрелять. А так как Шхаев говорил с сильным абазинским акцентом, выбрасывая из речи слова, которые он считал несущественными, то я не был уверен, что понял все как следует. Главное, что дошло до меня, это то, что кабаны должны пройти вниз по этому желобу мимо наших позиций. И что стрелять нужно, когда они будут проходить и, не дай бог, в ту сторону, где должен был
