style="font-size:15px;"> Я не понял слёз русачки. И не понял этой её скорби. Тогда не понял…
А в ближайшую субботу состоялось родительское собрание, на котором и учащиеся присутствовали. Наверное, для того, чтобы нам всем было стыдно перед папами и мамами. Из преподавателей, кроме нашей классной, Анжелы Юрьевны, географички, присутствовали пострадавшая Елена Аркадьевна и завуч по воспитательной работе, историчка Надежда Николаевна. Истеричка, как мы её называли. Родителям было поведано Надеждой Николаевной, что в пятом классе «А» завёлся воришка. Он украл у преподавателя математики авторучку, подаренную ей мамой-учительницей, а мама Елены Аркадьевны получила эту авторучку из рук самой Екатерины Фурцевой. Все мамы и папы были возмущены, но не тем, что их детей необоснованно обвиняют в воровстве и унижают личным досмотром, как каких-то зэков, а тем, что их чадам приходится учиться вместе с вором, и, возможно, сидеть с ним за одной партой. Многие родители галдели, выкрикивали: «Милицию надо привлечь! Пригласить инспектора из детской комнаты милиции! Позор! Надо на корню пресечь это безобразие!» Моя мама усердствовала не меньше других, тоже возмущалась, а папа ничего не выкрикивал, потому что его не было на собрании, он как всегда по субботам допоздна засиживался на заводе.
Только спившаяся врачиха, а ныне фельдшерица из ветлечебницы – Пупынина, мама Пупка, хрипловато предположила:
– А может быть, ребятишки не виноваты? Может быть, эту авторучку Елена Аркадьевна оставила где-то в другом месте? А мы тут такую бучу устраиваем…
Пупынина, заранее оповещённая Пупком о родительском собрании, наверное, с утра заставила себя не пить. Или выпила, но немного. Её лицо было покрыто толстым слоем пудры, губы накрашены ярко и не очень ровно. На ней был строгий чёрный костюм и белая сорочка с кружевным воротничком, а волосы собраны в незатейливую причёску.
В принципе, если издали – женщина, как женщина, даже не очень старая. Обычно я видел Пашкину маму другой. Её почти всегда не было дома, когда я заходил к Пупку, чтобы позвать его на улицу. Только по воскресеньям её и можно было там застать. С Пупком мы не то чтобы дружили, но иногда играли вместе. Правда, ему всегда было скучно с нами, сверстниками, Пупка вязко тянуло в другую жизнь… Так вот, когда я приходил к Пупку, а его мама оказывалась дома, то на ней всегда был один и тот же чёрный стёганый халат, сальный и мешковатый, с вытянутыми нитками на шалевом воротнике. Лицо у Пупковой мамы было серым и морщинистым и пахло от неё резко и неприятно. Перегаром. Тихо сказав: «Пашенька, к тебе пришли», Пупынина устало брела внутрь пропахшей жареной рыбой квартиры. Пашка рассказывал, что когда-то его мама была известной врачихой, работала на горбольнице, и больные её очень уважали. Потом она стала выпивать, и ей пришлось уйти в поликлинику. Потом она несколько раз меняла место работы, а когда отца посадили за драку (во всяком случае, так рассказывал Пашка), мама запила по-чёрному. Её выгнали с работы из поликлиники, и она смогла устроиться только в ветлечебницу фельдшером…
– А
