очень мало.
Я уже не сомневался, что Хаим знал, что снято на кассетах и даже для чего все это было нужно.
– Вопросы есть?
– Нет, – отрицательно покачал я головой.
Он встал:
– Ну, будь здоров.
– Ты куда? – спросил я.
– Возле гаражей Трокадэро ждет.
– Когда вы успели сговориться? – удивился я.
– Вчера позвонил ему из телефонной будки. Наверное, он уже пришел.
Спускаясь, он обернулся:
– Завтра не опоздай, – потом улыбнулся и исчез.
Я остался один, вокруг пламени свечи кружилась одна-единственная мушка. Мне стало грустно.
Загасив свечу, я спустился вниз, спрятанные под лестницей кассеты опять положил в карман. Залезая в окно к Манушак, я заметил стоящую у поворота старую «Победу» и вспомнил, что эта же «Победа» и прошлой ночью стояла там. Я задумался. Знал, что ни у кого на той улице такой машины не было. Но разобрать, сидел ли кто-нибудь в машине, было невозможно. Никто, кроме меня, Манушак и Хаима, не знал, где была спрятана сумка. Но так ли это? Я все взвесил и решил, что, знай менты что-нибудь, они давно бы уже вломились сюда, кто бы им, интересно, помешал. Зачем же им издали наблюдать?
Я успокоился и проверил дверь – она была заперта. Положил кассеты в сумку, разделся и прилег к Манушак. Она продолжала спать, только когда я стал снимать с нее трусы, открыла глаза.
– Нет, подожди. Я должна помолиться.
На стене висела икона, Манушак встала с постели, опустилась перед ней на колени и перекрестилась: «Господи, прости меня, что занимаюсь этим до замужества». И за меня тоже просила у бога прощения. Она всегда так делала. Иной раз это вызывало у меня смех, а иногда я злился. В этот раз мне показалось, что ее молитва затянулась.
– Ладно, не надоедай ему, – сказал я.
8
Я долго спал, а когда открыл глаза, солнце уже грело черепичную крышу дома напротив. Квадратные стенные часы показывали двадцать минут первого. Оделся и подошел к окну. «Победа» стояла на том же месте, внутри никого не было. Я почему-то усмехнулся. В это время вошла Манушак:
– Умойся и давай завтракать.
– А где твоя мать? – спросил я.
– На базаре, дома никого.
После еды Манушак взглянула на часы и начала собираться в парикмахерскую:
– Идем со мной. Гарик пострижет тебя, смотри, оброс весь.
– Сейчас будет лучше всего, если я отнесу сумку в еврейский квартал и продам.
До железнодорожного вокзала я добирался на метро. Вышел из вагона, и в толпе мне попался на глаза высокий мужчина с наголо бритой головой. Мне показалось, что он внимательно смотрел на меня: «Где же я его видел?» Встав на эскалатор, я обернулся, но его уже не было видно. Я удивился, как мог так быстро исчезнуть такой детина. И кто же это мог быть?
На вокзале я прогулялся по перрону, затем присел на скамейку, мешок положил рядом и закурил сигарету. Чувство тревоги не покидало меня, я не был уверен, что Хаим придет, и, увидев
