у преградила толпа модно одетой молодежи, только что вышедшая из соседнего продуктового. Они как-то презрительно посмотрели на Аркашу; девушки брезгливо посторонились, парни наоборот расправили плечи, пытаясь занять как можно больше пространства. Аркаша же избегал конфликтов всеми возможными способами, и потому он свернул на прилегающую дорожку и покатил тележку по еще более убитому асфальту, создавая еще больше шума.
– Хватит шуметь, бомжара! – крикнул кто-то из той толпы. – Алкаш!
Аркаша ничего не ответил – он привык.
«И вообще, я не бомжара, у меня есть дом», – мысленно ответил Аркаша и потянул сумку-тележку дальше. Но, что алкаш… да, был за Аркадием такой грешок – алкать любил, он был алкаш со стажем.
Между прочим, сумка-тележка была добротная: с ней и на рынок удобно сходить, и бутылки довести. И колесики там необычные – тройные, легко можно вскатить по лестнице. Правда, по плохой дороге, нагруженная бутылками, создает много шума. Увидел он эту тележку по телевизору – не бомж он – и решил, что это отличное вложение сэкономленных денег.
– Здорово, Аркадий Петрович! – нечленораздельно выговаривая, крикнул ему Валера, его сосед из четвертого подъезда. – Третьим будешь?
Валера уже был с красным фингалом после ночи. Видимо, повстречался с асфальтом. Аркаша помотал головой:
– Не, я уже опохмелился.
– А когда это тебе мешало? – продолжал настаивать Валера, неустойчиво шатаясь на легком утреннем ветерке. Рядом с ним, облокотившись на парапет, стоял какой-то неизвестный коренастый бандитского вида мужичок.
– У меня еще дела сегодня!
– Ишь какой деловой! – обидевшись, крикнул Валера и отвернулся к новому товарищу.
«Ну как деловой? На водку то и закуску деньги с неба не упадут», – мысленно отвечал Аркаша. «Вот, порылся по помойкам, нашел целой одежды, постирал, высушил, отгладил – вот можно и в сэконд нести. Копейка какая-никакая. Еще бутылки собрать, отмыть, сдать. Интересно, что это за подозрительный мужик с Валерой? Ай, ладно, без разницы».
Он подкатился к пункту приема. Тут, рядышком на уступке, уже сидела баба Рита и перебирала свои бутылки. Не то, чтобы она была уже старая, но точно была баба. Спившееся лицо мешковато обвисло, взгляд временами затуманивался, хотя, скорее, временами просветлевал – туманен он был почти всегда. Худощавое, угловатое, плоское, непослушное тело, спутанные волосы, сизая от алкоголя кожа – жалкое зрелище, но ухажеров среди местных на районе, желавших угостить Риту чекушкой, хватало. «Старуха, лет за сорок», – так он думал о бабе Рите. Его же она скорее отталкивала. Рита что-то приветственно крикнула ему, но ее язык так заплетался, и так она его уже не контролировала, что сказанное разобрать было практически невозможно. Но Аркаша особо и не пытался. Он только где-то глубоко в душе ощутил к ней жалость.
Тут же, неподалеку, свои бутылки в пластиковую коробку расставлял Кирилл. Он чуть ли не любовно гладил их по темным полупрозрачным бокам. На нем болталась рваная грязная куртка, а такая же грязная шапка держалась на макушке на добром слове. Кожа на его руках и лице обветрилась, покраснела и, казалось, была как асфальт. Аркаша отшатнулся. И взглядом встретился с Виталиком – мужичком средних лет с изломанным лицом. Его лицо было плоским от многочисленных травм, отчего выглядело весьма пугающе. Массивные надбровные дуги нависли над глазами, делая взгляд тяжелым, на губах темными корочками запеклась кровь. Аркаша снова чуть заметно отшатнулся, взял себя в руки и направился к окошку приема стеклотары. Ближе к окошку стекались и другие.
– За кем я буду? – спросил Аркаша.
Повисла секундная тишина. И вдруг одна из худощавых нескладных женщин с длинными сальными волосами, явно радуясь придуманному, ответила:
– За человеком! – и стала, хихикая, оглядываться по сторонам и искать поддержку ее шутке.
Поддержки не последовало, все с угрюмым видом занимались своими делами.
*
С делами Аркаша справился ближе к вечеру. Он неспешно катил тележку, удаляясь от пылающего заката. Его тень бежала впереди, все больше удлиняясь; погода успокоилась, и у Аркаши на душе тоже стало будто бы спокойнее. В кармане он сжимал пару бумажек, гревших его душу. Он решил зайти в магазин. Нестерпимо хотелось выпить.
Продавщицы смотрели на него косо и с укором, стараясь как можно скорее рассчитать, какой-то пухлый мужчина, стоявший следом в очереди, так и норовил стукнуть Аркашу продуктовой тележкой. Но он не обращал внимания – привык. Человек ко всему может привыкнуть: и к плохому, и к хорошему, такова суть человеческая.
В сентябре уже темнело быстро, и вот сейчас Аркаша вышел в подсвеченную оранжевым светом фонаря темноту. Открутил пробку и сделал пару глотков. Внутри согревающее зажгло. «Вот оно, блаженство», – подумал он и сделал третий глоток
