смотри, и без моего вмешательства вымерли, а млекопитающие опять в воду стали возвращаться! Она про свое: «Имени тебя, если захочешь, мы где-нибудь в другом месте парк назовём, хорошо? Учтя твои огромные заслуги…» И всё, пошел напряг, если не скажу «да», то будет паузу держать до посинения. Причем моего. Отвечаю: «Ес-с-стес-ственна-а-а». Она: «Раз естественна, тогда, наверное, правила, какие были здесь мною задуманы, не самые удачные, может, не самые умные, но мои, они всё же остаются, а? Да-а-а? Или нет?» Отвечаю сразу: «Да!». «Тогда, – тянет, но уже громковато, – зачем же ты, слова не сказав, самых крупненьких-то извела? Практически готовых! А? Не такие они вышли нежные, как тебе хотелось бы? А разве ты имела право, не посоветовавшись со мной? А? Да ещё зная, что я вижу в них перспективу?»
Ну, прямо ужас-ужас, грохочет со всех сторон, не по себе становится.
Я, конечно, немного взволновалась, говорю: «А нечему там было нравиться, Ма, мешок кожистый да километр желудка, я-то тут всё время сижу, вижу, что на самом деле здесь выросло, какие это злые бяки» (облегчаю, конечно, натуральное свое выражение). Говорю ей: «Издалека, конечно, оно, может быть, и ничего, но посмотрела бы ты на их быт повнимательнее…» Зацепилась тут же. «Так, значит, я просто поленилась, не внимательно смотрела, не разобралась издалека! Нет, – вещает, – ошибаешься, я смотрела очень внимательно, поверь, очень-очень внимательно. Крупные! Просто красавцы: декоративные, мощные. Гребни по хребту! Перья! Рык! Залюбуешься! Чистый, как он есть, Зверь! То, что надо! Натуральный, как метеорит хондритовый. Всю флору переработал! Семена разнёс повсюду. Да, с дерьмом! Извините, больше не с чем, птички у тебя, извини, как-то задерживаются. Ты, надеюсь, в отвращении своём эстетическом всё же обратила внимание на такую маленькую деталь, как принципиально разные функции у конечностей?! А? Может, ещё заметила, что они теплокровные? А? Заботятся о потомстве? Социализация! Не оценила? Я тебе говорила про нетерпение! И про Зло!.. Оп-па! Зло! – и я это проглотила, ладно, дело важнее, говорю: – Ма, они на вершине! Какие мозги! Нет стимулов для мозгов! Они загадили всю планету, всю сушу, аж в океан поползло. Мы тут что, планету окаменелого дерьма, что ли, готовим? А где же парк имени твоего сына? А сожрали парк! Только от метана избавились, так тут эти со своим бешеным метаболизмом. И метеоризмом. Отнюдь не хондритовым (улыбнулась). Грохот аж стоит! А у нас уже и с наклоном оси, и со скоростью вращения всё налажено, дополнительных импульсов нам не требуется. Грубые, смердят, уничтожают всё, леса переломаны, прочие животные прячутся по норам. Приходилось планету, всю целиком, подстёгивать, только чтобы обеспечить жратвой этих тварей. Они тупиковые! Ту-пи-ко-вы-е! С такой челюстью можно только реветь, хрипеть и зубами стучать». Она: «Не надо, Арифья, ни про наклон, ни про стабильность. Ты сразу жахнула таким метеоритом, что придётся теперь траекторию поправлять. И отогревать. Где твои леса и те, кто в норах спрятался?»
– Да, это признаю, – говорю я, – вскипела немного, крупноват оказался, но заранее всё продумала. Всё станет лучше прежнего, Ма, основа-то целёхонька, маленькие-то восстанавливаются
