смеялись над ними, потому что она переживала то же самое и отвечала мне тем же. Никогда жизнь не совершала такие полные энергии обороты, мы точно раскачивались на качелях и, находясь в высшей точке, ловили трепетное чувство падения, присваивали его себе, а затем вместе им упивались. Почувствовать себя еще более счастливым было невозможно.
Самый долгий опыт отношений, в итоге раздробивший меня на осколки. Три года знакомства. Пять встреч. Десять поездов. Около семидесяти дней проведенных вместе и столько же космических ночей. Примерно дециллион сообщений. Все исчезло. В один момент пошло к черту и провалилось сквозь землю. Я не знаю, как начался апокалипсис, но мой мир был обречен. Последний раз мы виделись летним «отпуском», а позднее, ближе к осени нам пришла идея отправиться куда-нибудь на зимние праздники. Она обмолвилась, что очень хотела бы посмотреть Петербург, и я тут же подхватил эту тему. Раньше нам хватало камерного общества друг друга, однако теперь разделить вместе небольшое, но совместное путешествие казалось изумительной мыслью. В Питере я бывал редко, меня ничего не связывало с этим городом, но я бережно хранил осадок его воспоминаний. Эти антикварные приземистые дома, выстроившиеся по кайме оживленного шоссе, эта особенная темно-желтая меланхолия дворов и переулков, этот величественный словно шапка Мономаха Исаакий, эта неласковая погода, этот клекот в животе, когда под ногами волной ходит мост, эта дрожащая от собственного холода Нева – просматривая про себя гнутые фотокарточки, я обязательно в конце додумывал: «нужно как-нибудь съездить». Наконец появился повод. Мне хотелось открыть для нее не просто город с банальных открыток, а сотворить новый универсум, вселенную для нас двоих, которую я создавал бы прямо на ее глазах, подпитываемый разрядами восторженного интереса. Это не стоило бы мне абсолютно ничего – «просто давай понять, что тебе хорошо, и я буду счастлив». Формула моего спасения, высеченная на изнанке сердца.
Но вот в воздухе пробежали искры, солнце пожрали червивые тучи, асфальт затрещал как разломанный крекер, дома закачались от первых подземных толчков, на землю полетели кислотные капли. Так тщательно возводимый мир начал разваливаться на части, которые я кое-как пытался удержать вместе. Мне не удалось понять, что именно произошло. Без всяких причин она стала отвечать мне реже и неохотней, я, почувствовав дурное, насел с вопросами, тогда она совсем исчезла. Просто замолчала. Никакого последнего разговора, прощаний, объяснений. Вакуум по ту сторону связи. Я посылал свои радио послания одно за другим, причем мне было видно, что они прочитываются, и это выводило из себя еще больше. Звонки игнорировались. Я спрашивал, что с ней, где она, жива ли вообще, просил ответа хотя бы на один вопрос, требовал любых объяснений, прощального слова, просто знака или намека, пустого сообщения, унижал ее и унижался сам, с отчаянием бил пальцами по стеклу, словно стремясь вызволить ее из сетевого заточения, просил прощения и снова посылал вопросы,
