к реальной жизни, я словно черный копатель бродил по своему внутреннему кладбищу, озирался, не узнавая поросших жухлым бурьяном холмов, находил то тут, то там острые черепки блестящих воспоминаний. Искромсанный после пережитой мясорубки, поддерживая отвалившиеся от самого себя куски, я, наконец, обрел покой – она больше ничего не могла со мной сделать, чего бы я еще не сделал сам с собой. Словно оказавшись в космосе, мне пришлось наблюдать, как гигантский метеор насквозь пробивает Землю, и ошметки планеты медленно разлетаются по ледяной бесконечности.
Ком липких образов снес меня в момент, когда я бросил взгляд на телефон. В груди подпрыгнула гиря, пробежавшая по телу волна выжгла остаток сил. Меня до самых подметок пробрало отчаяние, я рухнул на кровать и отвернулся к стенке.
Быть может, прямо сейчас какое-то помещение насыщено черно-зеленым ароматом ее духов, и кто-то другой, жадно вдыхает их с ее шеи или ключицы. Острые ключицы, напоминающие в полутьме силуэт чайки, на которую я словно хищник набрасывался и обгладывал расправленные крылья. Я до сих пор помню, как горчило язык от пропитавшейся духами кожи, как пьяно они давали по вискам, как стенки горла покрывались этим несглатываемым лаком. Ее вкус на языке крутился как монета. Неужели мне нужно навсегда забыть ее? Неужели она смогла разом вычеркнуть из жизни все впечатления, будто записав поверх кассеты с нашими моментами какой-то другой фильм?
В изнеможении я провел вытянутой рукой по стене, пальцы скользнули вдоль лохмотьев обоев. Это она содрала их ногтями, оставив мне на память бумажные заусенцы. А на журнальном столе застыл придавленный настольной лампой оттиск винного пятна, посаженного еще в первые дни ее приезда. Из нижних ящиков запертого шкафа доносился стон наших распечатанных фотографий. Книги, посуда, одежда хранили не только мои прикосновения, все вокруг казалось отравленным. Меня так сильно пробрало это впечатление, что я резко поднялся с кровати. За мгновение я сделал самого себя чужим в родном доме. Глаза заметались по комнате, хватаясь за все силуэты подряд, и каждая вещь била в лицо тем самым вобранным летним светом, оживляющим чувства, которые я пытался захоронить.
–Черт!
Я врезал по стенке серванта, звонко лязгнули его внутренности и откуда-то с неба рухнула ваза, с грохотом покатившаяся под телевизор тяжелым хрустальным поленом. Здесь было невозможно оставаться, меня точно заколотили в гробу с торчащими внутрь гвоздями. Спастись, сбежать куда угодно, хоть на луну, лишь бы снова ощутить себя свободным, перезагрузиться, собраться заново. Точно. Уехать. В Питер. Прямо сейчас.
Эта идея заправила меня топливом, внутри начали скрипеть шестеренки. Да. Вот оно. Я хотел поехать и поеду, плевать на нее. Мне нужно развеяться, иначе мои мозги превратятся в компост. Я так отвык куда-то выбираться дальше работы, вел настолько закостеневший образ жизни, что мысль о такой обыденной поездке
