не утерпел и побежал в густую высокую рожь. Вернее, в пшеницу.
Когда он вернулся, Перец заставил его сорок раз отжаться за невыдержанный характер. Ляжка сказал, что тут грязно, отчего Перец пришел в небольшую ярость.
– А если в бою ради товарища тебе придется упасть в лошадиный помет? – спросил он. – А если тебе придется упасть в свиной помет? А если это будет помет марала? Ты что, будешь сначала принюхиваться? – спросил Перец и наградил Ляжку тычком. – Избавляйся от плебейских повадок, кокованя!
– Избавляюсь, монсеньор, – щебетал Ляжка. – Выдавливаю по капле…
Тут желудок подвел Ляжку во второй раз.
– Я буду звать его Чирей, – шепнул Ляжка Зимину, вернувшись из пшеницы. – Чирей лучше, чем Перец. Чирей – рыцарь Прыщавого образа!
– Давай спать, – сказал Зимин. – Мне спать хочется.
И они поспали, а затем проснулись, омыли свои чресла, шуйцы-десницы и что еще есть у них там в водах безымянной реки, и освежили свои ланита, и взнуздали отдохнувшего Игги, и задали ему корму. Короче, справились со всей рутинной мурой и отправились в сторону невидимого пока еще Светлозерья – Перец верхом, Зимин и Ляжка пешим строем.
Путешествие их протекало вполне мирно. Мамонтовый лес окончательно скрылся из виду, и теперь вокруг было лишь небо и поле. Перец дремал на коне, Зимин плелся у стремени и ел яблоки, коих запасливый Ляжка набрал весьма много. Огрызки он отдавал Игги, и тот жевал их с удовольствием, Ляжка же свои огрызки вредоносно выкидывал в поле. Между яблоками Зимин пробовал размышлять о своем будущем, но не получалось, он все время сбивался на мысли о каких-то деталях окружающей реальности, о красном наморднике на боевой свинье, о почему-то знакомом пожарном багре на плече гоблина, о КА82, который Зимина удивил больше всего. Иногда он начинал думать о доме, о матери и отце, но эти мысли надолго в голове не задерживались. Мать хотела, чтоб он стал юристом, а тут юристов, видимо, нет совсем. Славное место. И экономистов, наверное, нет.
Солнце ползло и ползло над головами путников в западную сторону, тени удлинялись, Игги плелся сам по себе, не руководствуясь никакими приметами, но все равно почему-то казалось, что он знает дорогу, хотя никакой дороги, в общем-то, не было – сплошное поле. Зимин думал, что такое поле на редкость успокаивает нервную систему, в поле не к чему прицепиться глазом. Раньше он никогда не был в поле и теперь думал, что, наверное, хорошо жить американским фермерам в полях кукурузы где-нибудь в Небраске.
Как на Луне.
Ляжка думал, что совершенно баснословные запасы пшеницы, судя по всему, пропадают совершенно зря, в то время как человечество мучительно страдает от скверного синтетического стеклоочистителя. Хорошо бы взять всю эту пшеницу, переделать на спирт и продать его сразу на подпольный винцех, а там ему быстро найдут применение…
Потом Перец проснулся и сразу принялся за колбасу, он повесил себе на шею давешний круг и откусывал прямо от него, не задействуя рук. Зимину и Ляжке он сунул по длинной перченой сосиске на манер салями, она очень хорошо
