над Петербургом выглянуло солнце. И город преобразился! Неспокойные воды Невы перекрасились из серого в голубой цвет, а над ними засияли золотые купола соборов, шпили Адмиралтейства и Петропавловки. В промытой лазури неба поплыли легкие облачка, по проспектам покатились открытые коляски с беспечными седоками, а дорожки Летнего сада заполнились нарядными дамами, и ветерок кокетливо заигрывал то с выбившимся из-под шляпки локоном, то с оборками платья. Северная столица оживилась в предвкушении долгожданного лета.
Перед парадным подъездом Смольного царила суета. Один за другим прибывали экипажи. Мужчины галантно раскланивались, помогали выйти своим спутницам. Дамы поправляли мантильи, оценивающе разглядывали чужие наряды. С минуты на минуту ожидалось прибытие Государя Императора.
А из окон дортуаров[1] на третьем этаже за гостями с волнением и любопытством наблюдали главные участницы предстоящего действа – воспитанницы старшего класса института благородных девиц. Для них наступил волнительный день публичных экзаменов. Долгих девять лет шли они к этому рубежу, после которого для каждой начнется новая жизнь. В ней не будет больше прогулок строем под неусыпным взглядом надзирательниц, не будет общих дортуаров и холодных коридоров Смольного, не будет жестких институтских порядков. А что будет в этой незнакомой, вольной жизни, которую девушки видели только из окон, не знала ни одна, но каждая верила, что ее обязательно ждет большая любовь, как в романах, которые они читали тайком, и жених непременно будет красив, знатен и богат. И уж конечно, все беды и несчастья обойдут их стороной. Счастливое в своем неведение время надежд в жизни каждой девушки.
– Медам[2], немедленно отойдите от окон, это неприлично! Где ваши хорошие манеры?! Осинцева, у вас опять растрепалась прическа! Как Вы собираетесь предстать перед Государем с такой головой?! Немедленно приведите себя в порядок! – раздался визгливый голос классной дамы, прозванной за свои округлые формы и светло-рыжие волосы Кукурбитой, что в переводе с латыни означало тыкву. Прозвище приклеилось к ней намертво и передавалось среди смолянок из поколения в поколение.
Софья Осинцева, жизнерадостная кареглазая девушка с ямочками на округлых щечках, была похожа на только-только распустившийся цветок пиона, такая же крепенькая и очаровательная в своей легкой взъерошенности. Ее пушистые каштановые волосы обладали особой способностью выбиваться из прически, что вызывало постоянные нарекания со стороны воспитателей.
Как только взволнованная возложенной на нее ответственностью Кукурбита покинула дортуар, Сонечка отозвала в сторонку подругу Оленьку Чекмареву, светловолосую девушку с глазами олененка.
– Смотри, что у меня есть, – с заговорщицким видом Соня вытащила из-под подушки сложенную вчетверо страничку, вырванную из модного журнала, белую атласную ленту и шпильки, – сможешь соорудить мне такую прическу?
– Тебе влетит, Кукурбита заставит заплести косу, – с сомнением ответила Оленька, разглядывая картинку.
– Не успеет, экзамен вот-вот начнется. Не станет же она задерживать начало из-за моей несчастной головы. А потом нас здесь уже не будет!
– Красиво…. А давай попробуем!
Оля быстро расплела Сонину косу, связала концы волос лентой, свернула валиком на затылке, закрепила его шпильками, уложила ленту вокруг головы. В пять минут прическа была готова.
– У тебя золотые ручки! Я тебя обожаю! – восхищенно выдохнула Соня, разглядывая себя в зеркальце.
– Ах, смотрите, смотрите! Молодой граф Леманн пожаловал! Ну какой же он душка! – воскликнула Елена Армфельт, признанная красавица класса. Девушки вновь кинулись к окнам.
Александр Леманн был одним из самых завидных женихов Петербурга, о нем говорили «блестящий молодой человек с большим будущим». Девушки догадывались, что он приехал на публичный выпускной экзамен смолянок вовсе не из праздного любопытства, и поэтому не одно сердечко забилось в волнении.
– Ну что вы, право, как модистки, виснете на окнах? – небрежно пожала плечиком Зина Бежанович. Она единственная спокойно сидела в сторонке, листая томик стихов. Темные кудри обрамляли нежное лицо с выразительными черными глазами, но в глубине этих красивых глаз таился опасный огонек, и те, кому удавалось его заметить, держались с ней осторожно.
Граф Леманн прибыл не в экипаже, как большинство гостей, а в автомобиле, что было особым шиком. И пока девушки разглядывали сверху это чудо техники и его владельца, к крыльцу Смольного подкатил, сигналя клаксоном, еще один автомобиль – «mersedes» с открытым кузовом, в котором восседал сам Государь император Николай Александрович с императрицей Александрой Федоровной и старшими дочерьми.
В дортуар вновь влетела взволнованная Кукурбита.
– Медам, строиться, – захлопала она в ладоши.
В последний раз окинула придирчивым взглядом девушек в белых форменных
