жизни Хозяйскую – а из нее все вокруг таким же и станет. Истинная жизнь твоя – та, о которой ты даже не догадываешься. Готов ли к этому?
Закряхтел лишь нестарый старик, головою кивая в ответ.
– Глянь-ка в себя для начала, – говорила рыбка дальше, – ощути образ куклы своей мирской – своего состояния внутреннего, обозначь вслух, чем ощущаешь себя сейчас.
– А пнем и ощущаю, – буркнул старик, внутрь глянув. – Пеньком замшелым и трухлявым, муравьями поеденным и никому не нужным.
– Чего пню трухлявому не хватает? – еще пуще пристает Рыбка Золотая. – Чего бы хотелось ему всего более, чтобы радостным себя ощутить?
– Известно чего, – нестарый старик даже раздумывать не стал, – от трухлявости своей избавиться, надежность да нужность свою ощутить, а для того – прорасти заново, зазеленеть буйно, над лесом подняться…
Старик Петя пальцы растопырил – ветки показывая, расти стал – на цыпочки поднялся…
Заблестели глаза его, посветлело лицо.
– А еще? – дальше пытает его Золотая Рыбка. – Ну, поднялся ты над лесом зеленью новой, а дальше? Что же – нет больше желаний у тебя-дерева?
– Маловато мне будет, – усмехнулся Петя, – высоты той маловато… Еще выше хочу… Простору хочу, свободы штоб… Полетать бы…
– Так лети, – дозволила рыбка, посмеиваясь.
– …Взлетаю… – удивленно сказал Петя, раскинув руки и в себя глядя. – Подымаюсь… лечу… выше… быстрее…
– А теперича вот крылья еще выросли, – засмеялся он. – У меня – у дерева. Теперь я – крылатое дерево!
– Доволен ли твой пенек? – вкрадчиво спросила Золотая Рыбка.
– Какой такой пенек? Говорю же, сейчас я – дерево с крыльями! – все еще веселился Петя.
– Откуда веселье, Петя? – рыбка его вразумляет лукаво. – Неужто позабыл о горькой доле своей?
– Дык радостно мне отчего-то, будто птицу малую из клетки на волю выпустил, – разулыбался нестарый старик и вдруг запнулся. – …А ведь и вправду – чего это я? Не заболел ли часом? С чего легкость эта, безмятежность детская?
– А Хозяина ты в себе пробудил, Творца своего позабытого. Всегда он в тебе был, ждал все – вспомнишь ли? Да только несмел ты был в неверии в себя. Лишь в игре вот нынешней, неказистой сумел волю себе дать… Сейчас, в Хозяине-то, очень многое можешь ты, а вот чего уже не получится никак – так это в беду какую вляпаться, не Хозяйское это дело.
– Но ведь ненадолго воля такая? – забеспокоился старик Петя. – Вот, будто вновь подкатывает тоска былая, привычная… И кручина вроде возвращается…
– У кого возвращается? – с насмешливым любопытством поинтересовалась рыбка.
– Ну, как у кого, известно – у меня, у Пети… – сказал Петя и запнулся вдруг. – Хотя постой-ка, погодь… – пробормотал он. – Петя, он кто? Пенек он трухлявый и есть… А кто я? А я – дерево с крыльями, в небесах парящее…
Я парю в вышине, –
