любимая песня твоего дяди, которую и ты из-за него полюбил. Я не понимаю и не принимаю тюремный шансон. Но, как только ты включил её на телефоне – протяжно-заунывное «Кольщик, наколи мне купола, рядом – чудотворный крест с иконами…», – и потом – всё выше, всё отчаянней и больнее, так, что хочется рвать одежду напротив сердца, – как только ты включил, я взглянула тебе в лицо – и не нашла слов, чтобы хоть что-то ответить.
– А насчёт генов… По-моему, ерунда всё это, – добавляю, набравшись решимости. – У меня почти все предки-мужчины по материнской линии спились. А по отцовской – две бабушки повесились. И что же теперь, крест на мне ставить?
Смотришь на меня с внезапной серьёзностью; кажется, что твой лоб прорезает озабоченная морщинка – может быть, игра света.
– Повесились? У меня тётя повесилась. Сошла с ума, – молчишь пару секунд, потом вдруг улыбаешься: – Видишь, и тут ты не переплюнула.
– Переплюнула? Так себе соревнование, – бормочу я. Встряхиваю головой: кажется, что гниловатый запах листьев вместе с непонятной тоской заползает под рёбра. Причём прежде всего – тебе, а не мне. А тебе нельзя. Твоя тоска и так слишком большая, слишком – вопреки энергично-деятельному характеру и бурной общительности. – Так что ты там говорил про омут? Значит, во мне черти водятся?
– А что, нет? Поздно, Профессор, Вы меня уже не переубедите! Давненько мы с Вами знакомы, – отвечаешь сквозь смех.
Мне почему-то не нравится слышать, как ты называешь меня Профессором. Именно ты – в устах соседок по общажной комнате и одногруппников это прозвище воспринимается спокойно. Но двойная «р» очаровательно звучит в твоём картавом исполнении – с перебором очарования, я бы сказала; столь тонкое воздействие надо запрещать законом. Несколько секунд очарование и отторжение сражаются во мне – и потом очарование, конечно же, побеждает. Сегодня я ничего не скажу тебе про «Профессора».
Обходим памятник; на суровых гранитных лицах солдат безмятежно восседают голуби. Ты вздыхаешь и продолжаешь:
– Ну, а про выпивку… Тут могу возразить только одним адекватным доводом. Я очень не воздержан в других сферах – сама знаешь, в каких. И, если начну пить… В общем, думаю, всё-таки лучше вообще не начинать. Даже пиво, и даже шампанское на Новый год.
– Про пиво и шампанское – первые вопросы, которые всегда задают, когда ты говоришь: не пью?
Улыбаешься:
– Точно.
– Боишься, что захватит… что-то вроде азарта? Что не сможешь остановиться?
Мне очень знакомы эти чувства. Больше во внутреннем мире, чем в жизненно-событийном, но – предельно знакомы. Я ни в чём не могу сохранить умеренность: дипломная работа обещает вырасти в нечто более толстое и глобальное по содержанию, чем средняя кандидатская диссертация, портфолио уже трещит по швам от опубликованных статей, а в черновиках зреет второй роман, хотя мне едва исполнилось девятнадцать. Когда я убираюсь, то вычищаю
