мое дыхание и биение сердца, мои луна и море. Мои день и ночь.
«Возвращайся!» – раздается в моей голове шепот на два голоса.
Я не обращаю внимания на этот призыв.
Иду быстрее. За дверью Тай Керк, дом Мало, он между звездами и морем. Ночами, когда разбушевавшийся Ируаз обрушивал на скалы водные массы, а волны поднимались все выше и выше, двухсотлетний гранитный дом стонал и скрипел, как корабль в бурном море.
Но всегда все выдерживал. Всегда.
Отец улыбается и проходит в дверь.
Мало, мой дедуля, наверняка будет сидеть за маленьким деревянным столиком у камина и читать стихи, время от времени цитируя их, или Пруста. Отец Иван непременно будет что-то мастерить в другом углу комнаты: рамы для картин из обломков, подобранных на берегу, или лампу, ширму из бретонских питейных чаш, подставку из узловатого корня орешника. Отец будет язвительно комментировать дедушкины цитаты или молчать, целиком и полностью отдавшись процессу перевоплощения одной вещи в другую. В этом он всегда был хорош, в преобразовании вещей. Мой отец разбирается в вещах.
В людях – никогда.
Дверь открывается для меня. За ней все будет кончено. Все тяготы. Муки. Уйдет любая боль. Грусть. Любые утраты, унижения. Все страхи. Все…
Улыбка Эдди.
То, как она смотрит на меня, когда думает, что я еще сплю и не замечаю ее взгляда.
Эдди. Любовь моей непрожитой жизни. Мать моих нерожденных детей.
– Генри? – спрашивает отец дружески, его голова вновь появилась в проеме голубой двери. – Идешь?
«Вернись!» – шепчет мягкий ветерок, который вдруг становится ощутимым. Он дует откуда-то с моря, не имеющего берегов, с моря, под серой стекловидной поверхностью которого вертикально парят фигуры с открытыми глазами, и кажется, будто они спят и им снятся сны и они не замечают, где находятся.
Вернуться? Куда вернуться?
Я стою. Прислушиваюсь.
Сэм. Его большой пальчик зажат в кулачке, когда он спит.
Порыв ветра приоткрывает дверь чуть шире, совсем чуть-чуть. Не огонь ли в камине там мелькает? Не дедушка ли Мало там читает вполголоса бретонскую сказку, marvailhoù, старую оккультную историю о пространстве между мирами?
Возможно, сейчас он как раз читает мою историю, возможно, все мы лишь истории, которые сейчас кто-то читает и, возможно, тем самым не дает нам окончательно угаснуть.
Тут у меня мелькает воспоминание о некоем монахе, который постоянно читал где-то в горах между Австрией и Италией, он читал каждый день с утра до вечера, желая поддержать жизнь в людях из его историй.
Отец с тревогой смотрит на меня.
– Генри, пожалуйста. Нехорошо так долго медлить. Дверь не будет открыта вечно.
Что же теперь, что меня так держит?
– Генри, прошу тебя. Так не пойдет. Ты не должен застрять между.
Между? Что это значит? Где это, между?
Отец смотрит на меня, как прежде, будто хочет сказать: «Ты разве все пропустил? Разве не слушал Мало,
