другого. Второй раз сейчас. Но сейчас – страшнее. Тогда он склеил свою жизнь, собрал по кусочкам. Сейчас его жизнь задыхается в его руках и смотрит безумными глазами, в которых отражаются когтистые молнии.
Тим устроился во дворе, спрятался в тени виноградной лозы и смотрел на темнеющее небо. Странная девчонка не выходила из головы. За руку схватила – будто током пробило. Глаза у неё, опять же, всегда грустные. На отца как на чужого смотрит, будто ждёт пакости какой. Видимо, не просто там всё.
На горизонте полыхнула молния. Далёкая, даже не подарившая раскат грома. Рядом появилась угловатая, как почти все подростки Светка, присела на крашеный бордюрчик. Тим попробовал не обращать на нее внимания.
– Ты чего прячешься от нас? Мать спрашивает о тебе. Маринка звереет, когда ты так делаешь, – в голосе осуждение и зависть – она так никогда не сможет. Ей некуда спрятаться. Ей даже некуда уйти. Только школа. Но там свои проблемы.
– Что, Бусина? – спросил Тим, не отрываясь от розовых искр на небе.
Сестра помрачнела, промолчала. Тим перевёл на неё взгляд:
– Она опять лезла?
Светка отвернулась, закусив губу, уставилась на цветы.
– Говори, – приказал брат, придвинулся ближе, упёрся острыми локтями в колени, мощные банки бицепсов играли в темноте.
– Портфель порвали.
– Кто конкретно?
– Витька Толстихин, Макс и Ерема. Их Бусина подговорила.
Оля Бусина и Света когда-то дружили не разлей вода. Пока Бусина не втрескалась в мальчика из параллельного. А тот, будь неладен, начал симпатизировать Светке. С тех пор девчонки стали лучшими врагами, Бусина третировала бывшую подругу, не давала прохода. То в компот соль подсыпет, то тетради клеем измажет, то портфель в мальчишеском туалете запрёт. Оскорбления каждый день. Последнее время стала натравливать на Светку пацанов из параллельного класса. Тимофей, только услышав новости «с фронта», подскочил. Сестра вцепилась в руку, прошептала горячо:
– Не смей, не лезь! Они мне прохода тогда совсем не дадут, только разозлишь их. А тебя часто нет рядом. Мне надо самой научиться.
– Так учись! – он зло плюхнулся на своё перевёрнутое ведро.
– Я и учусь, – Светка обиделась, надулась. Когда она обижалась, у неё краснели уши. Он на это обратил внимание сразу, еще когда её кульком принесли из роддома. Он заглянул под ажурный край пеленки и сказал тогда, что она страшная. И крошечная Светка в тот момент обиделась и покраснела ушами. А потом полночи орала. Орала до тех пор, пока он, насмотревшись на измученную мать, не взял сестру на руки. Та глянула на него хмуро, покосилась на серьгу в ухе. А когда он устроил её на руке, затихла, закрыла глазки-миндалины и заснула.
Тим погладил сестру по выцветшей макушке:
– Их трое, а ты одна, какое здесь может быть учение… Приёмы помнишь? – больше всего он боялся, что эти уроды обидят сестру по-серьёзному. И поэтому обучил элементарным приёмам
