мне вдруг остро захотелось залечь на асфальт, по-пластунски доползти до угла, а дальше, перекатываясь с живота на спину, достигнуть какого-нибудь укрытия.
А если чего-то непреодолимо хочется – это непременно нужно сделать, даже если на тебе новое пальто – светлый крем-брюле, а под ним брючки в тон. Тем более что крещендо этого необъяснимого моего желания секунда в секунду совпало с совершенно недвусмысленным свистом пуль и абсолютно определенным грохотом автоматных очередей, сопровождающихся трассирующими огнями.
Я продолжала размышлять о невозможности предугадать последствия своих самых невинных поступков, а стало быть, и о полной нецелесообразности какой-либо осмотрительности вообще – в узком пространстве за газетным киоском, куда я почти вползла. Перестрелка на улице стала мало-помалу стихать.
Я сквозь стук своего безумно колотившегося сердца все же расслышала дружный топот, потом звуки разворачивающихся машин. Потом все стихло.
Выглянула из укрытия: пустынный двор, пустынная улица. Только жаль – пальто и брюки были безнадежно измараны.
Я вдохнула полной грудью утренний весенний воздух. Светало. Спешили куда-то редкие прохожие и машины. Я вывернула пальто наизнанку – так оно выглядело, может, излишне экстравагантно, но зато намного опрятнее.
…А ведь еще вчера у меня была совершенно другая жизнь…
Глава 1
«Женщина должна молчать. Молчать… Молчать! Тогда мужчина слышит в ее молчании нечто такое, нечто такое, что, собственно, и хочет услышать».
С чего это я вдруг с утра пораньше? Впрочем, на десятом году замужества и не такое придет в голову. Сижу утром на кухне, пью кофе. И вот на тебе…
Эту мысль я не успела додумать до конца. Такса Матильда (она же Мотя) проснулась, деловито притрусила на кухню, увидела, что я без дела пью кофе и тут же заскакала перед глазами, часто дыша, выпучив глаза, изображала крайнюю нужду немедленно выйти во двор.
– И кофе не дашь допить? – безнадежно спросила я, заранее зная ответ.
Матильда, как и следовало ожидать, заскакала шибче. А это уже могло плохо кончиться.
Утром муж уходит на работу рано, мы с Матильдой еще спим. И, между прочим, никто не рвется немедленно выйти на улицу! Но стоит мне тихонько пристроиться на кухне с чашечкой такого желанного утреннего кофе, как любимая собачечка тут же обнаруживает, что ее нерадивая хозяйка слишком долго спит! Кто кого дрессирует – еще неизвестно. То есть очень даже известно. Я одеваюсь и выхожу на улицу – в слякоть и грязь.
Во дворе народу немного. Точнее сказать, только один сосед Мокрухин гуляет со своей бойцовой собакой на поводке и двумя телохранителями чуть сзади. Телохранители телохранителями, но как отказать себе в простой житейской радости – с любимой собачкой самому погулять? Никак не откажешь! Мы с Мотей предусмотрительно идем в другой конец двора. От Мокрухина следует держаться подальше. На него то и дело покушаются. Его машины периодически взрывают. В подъезде периодически кого-то убивают (но почему-то все не самого Мокрухина), а оперуполномоченного с Петровки Костю, который пытается разгадать тайну перманентных покушений на Мокрухина, жильцы нашего дома даже уже успели полюбить за невредный характер и добрую, открытую улыбку.
Мокрухин же мне не симпатичен. Он никогда ни с кем не здоровается. Хорошо ли это? К тому же, судя по настойчивости, с которой Мокрухина хотят ликвидировать, неучтивость – это еще не самый большой мокрухинский недостаток.
Я не пылаю нетерпеливым ожиданием (как некоторые жильцы нашей шестнадцатиэтажки), когда же Мокрухина, наконец, пристукнут. Но соседей можно понять! Бесконечные бандитские разборки в непосредственной близости от собственного дома (и даже квартиры!) утомительны.
Матильда тоже сторонилась мокрухинского пса. Уж больно вид у него свирепый, не располагающий к общению. Впрочем, вполне вероятно, что глубоко в душе пес сам страдает от этого.
Бодигарды Мокрухина с подозрением уставились на меня и Матильду. Как если бы видят нас в первый раз в жизни! Двор наш, слава Богу, просторный. Можно не толкаться на одном пятачке. Так мы и гуляем – поближе к подъезду группка коротко стриженных товарищей с периодически задирающим ногу бультерьером. На другом краю Мотя и я.
Пока телохранители бдительно нас рассматривают, я думаю, что срочно необходимо похудеть. Я всегда об этом думаю, когда кто-то вот так пристально начинает на меня пялиться. Но, черт побери, как это сделать?! Проклятые 10 лишних килограммов никак не хотят пропадать! А при росте 158 сантиметров, когда нужно весить 58 кэгэ, а ты весишь под семьдесят, это очень даже заметно. И, в общем-то, даже невооруженным глазом!
Мокрухин и его телохранители уже входят в подъезд, а я решила побродить вокруг дома еще минут десять – из предосторожности. Поскольку шальной пулей или осколками от подложенного
