плакать. Женщины не представляли себе счастья в другом месте. По их крышам скребли своими лапками крикливые и наглые чайки, пока красавицы с белой кожей и «цветными» глазами пили свой утренний кофе по-турецки, нянчили детей, спешили на работу. Жаркое солнце целовало их лица и одаривало россыпью рыжих веснушек. А ласковые волны турецкого берега смывали обиды прошлого и скучной жизни на родине. Их истории делились на «до» и «после»: у каждой из иностранных невест имелся свой жизненный опыт, радостный или грустный – не важно. Под солнцем Стамбула все становились равны – здесь они «ябанжи»1, приехавшие в Турцию в поисках женского счастья.
Катерина поселилась в Стамбуле в две тысячи девятом году. Её турецкая сказка началась почти десять лет назад в Трабзоне, турецком городе на берегу Чёрного моря. Супруг Катерины, Мехмет, оттуда родом, настоял на проживании молодой семьи с овдовевшей матерью и младшей сестрой. Катерине пришлось согласиться и привыкать к новой культуре, традициям, языку и родственникам мужа именно там. Какой бы тяжелой ни казалась жизнь со свекровью, иностранная невестка очень любила Турцию и турок, а Стамбул вообще считала самым лучшим городом на планете: он стал для неё освободителем.
– Ир, привет! Ты не знаешь, где Лариса? – тараторила в свой мобильник Катерина.
– Привет. Нет, а что? Мы вчера разговаривали вообще-то.
– Договорились с ней встретиться сегодня и на базар вместе пойти, а она не отвечает. Звонила раз пять, теперь вот решила тебя набрать, спросить. Что за человек она такой, блин! Два часа прошло, мне еще ужин готовить!
– Зай, мы вчера общались. Она какая-то странная была. Я предложила пройтись по сахилю2, Ларка молчала в трубку минут пять, потом начала нести какую-то хрень про уборку. Слушай, может, случилось что-то?
– Да кто знает? У неё совсем крыша поехала. То любит козла своего из анадолу3, то не любит – развод и девичья фамилия. Я тут в прошлый раз не выдержала и сказала, что думаю на этот счёт. Она обиделась, наверное. Но, согласись, могла бы сказать, что не хочет больше общаться, а не предлагать встретиться, да ещё и на базар идти. Я тут, как дура, жду её.
– Почему «как»? Даже обидно! – Ирина заржала в трубку прокуренным голосом.
– Ну, хорош уже, я тебе серьёзные вещи рассказываю, а ты, – рассердилась Катерина.
– Да шучу я, мать, что ты кипятишься? Ну, не отвечает, потом перезвонит сама, может, занята. Иди одна на базар. Кстати, что будешь готовить сегодня своему шехзаде4?
– Джахиль5! Шехзаде – это сын падишаха. А мужика лучше «ПашОй6» величать. Ну, или, как Роксолана7 к падишаху обращалась, – «Хюнкар8».
– Ой, ну ты совсем отуречилась! Своего называй, как хочешь, Хюррем, мать тебя за ногу. Моего я как звала по имени, так и буду звать. Джан, он и Африке Джан.
– Благодари Всевышнего, что хоть у мужика имя нормальное, а не как у Лариски! Прикинь, что бы подумали твои родственники, если б услышали имя будущего супруга, – залилась раскатистым смехом Катерина, – Бурак-Дурак!
– Кать, что ты ржёшь-то? Родителей у Ларки нет, забыла что ли? Как можно так шутить?
– Ой, ладно. Ты права. Ириш, я у Ларискиного подъезда, сейчас буду узнавать, что с ней, тебя потом наберу.
– Ладно, жду. Ты не забудь только, а то тебя потом не сыщешь. То в Анталию вы со своим, то в Трабзон. Ладно, чмоки, Катюнь. На связи.
Катерина стояла у порога квартиры своей подруги, с которой познакомилась на форуме русскоговорящих жён турок. С Ларисой и Ириной её связывало естественное желание пообщаться, разделить с подругами горести и радости, найти надежный тыл в лице других женщин, таких же, как она сама. Объединяло их и проживание по соседству: мало ли – вдруг что-то понадобится, а под боком боевая подруга, с которой можно поговорить на понятном языке. Турция научила Катерину быть расчетливой и стелить «соломку» в нужных местах. Дружба между девушками как раз и являлась той самой соломкой, завязанной в сноп крепким узлом. «Нужно вместе держаться», – не уставала повторять Катерина, и подруги соглашались.
***
В Турции Катерина оказалась, когда ещё студенткой приехала на практику в одно из турагентств города-порта – Трабзона. Миниатюрная, худенькая, с тонкими руками, длинной шеей и двумя короткими и жидкими косичками девушка из Тверской области влюбилась в Турцию с первого взгляда. Ласковое море Трабзона, горячая прибрежная галька, романтические вечера, закаты, шумные базары с сочными персиками, кукурузой и черешней, ароматы лукума, душистых специй, щербета и пахлавы, горячее дыхание летних ночей и внимание привлекательных смуглых парней сделали своё дело. Катерина искренне восхищалась
Yabancı (в переводе с турецкого) – 1. иностра́нец (м) иностра́нный незнако́мец (м) посторо́нний, 2. чужо́й, посторо́нний, 3. незнако́мый.
Sahil (в переводе с турецкого) – бе́рег, прибре́жная полоса́, побере́жье
Anadolu (в переводе с турецкого) – Центральная Турция
Şehzade (в переводе с турецкого) – наследник престола
Cahil (в переводе с турецкого) – невежественный человек
Paşa (в переводе с турецкого) – 1) паша́ (высший гражданский и военный титул в Османской Турции), 2) генера́л (в республиканском периоде), 3) серьёзный, благоразу́мный; скро́мный
Хюрре́м Хасеки́-султа́н – (осман. خرم حسکي سلطان, тур. Hürrem Haseki Sultan, в Европе известная как Роксола́на (лат. Roxolana); настоящее имя неизвестно. В поздней литературной традиции её имя "Алекса́ндра Гаври́ловна Лисо́вская; ок. 1502[1] или ок. 1505[2] – 15 или 18 апреля 1558[3]) – наложница, а затем жена османского султана Сулеймана Великолепного, хасеки, мать султана Селима II.
HünkÂr (в переводе с турецкого) – слово, используемое исключительно для султанов в Османской империи, правитель.
