понимающе-простодушно, дружески глядел на Данилу, ничуть не оскорбленный и не пристыженный.
– Виноват, – сказал Данила, одновременно покоробленный и обрадованный Ламасовской невозмутимостью, – не время нынче самообладание терять. Давай-ка лучше за дело браться.
– Ты уж определись, Крещеный, что ж себя самого извинять.
– И то верно.
Ламасов открыл справочник и, всматриваясь, сказал:
– Самое интересное в этом деле – мотив убийцы. Не ограбление, это конкретно. Под клеенкой на кухонном столе восемнадцать тысяч, сам проверил, лежат нетронутые. Да и ценностей в квартире Ефремова – раз-два и обчелся! – в целом, обе комнаты практически пустые. Обои если только со стен сцарапывать. Ни телевизора, ни радиоприемника нет.
Данила сказал:
– Я лично пока не вижу никакого мотива… да мне бы и до лампочки, что у бандюги этого в мозгу творилось, чем он, понимаешь ли, руководствовался, когда Ефремова убил. Мне ясно одно, что застрелили Ефремова – это факт. Всем фактам факт. Один-единственный выстрел – и вот, как насекомое прихлопнул, и нет жизни человеческой! – из ружья, а это тебе, товарищ оперуполномоченный, не фомка кустарная, не пугач пластмассовый, тут бердыш нешуточный, серьезный, с ясным и простым посылом на смертоубийство. Ефремова нет, а убийца – есть. И вооружен он, будь проклят, и опасен. И точка.
Ламасов, в пол-уха слушавший Данилу, кивнул:
– …вот мы с тобой злодея изловим, тряхнем, из него и посыплется – а там уж и судопроизводство не за горами, там уж всю подноготную, экссудат гноящийся, выжмут досуха.
– Тьфу!
Данила прошелся в коридор, осмотреть место, где убили Ефремова, гул отдаленных людских голосов смазался, слова не имели смысла, статический шум автотранспортного потока на офонаревшем, светофорами напичканном перекрестке становился то надсадным, будто что резко с железобетонным скрежетом оседало, то прерывался, то возобновлялся, наполняя странно пустую Ефремовскую квартиру чуждыми, тягучими, какофоническими звучаниями – и почему-то квартира уже казалась частью улицы, частью большого безымянного города.
Данила оглядел место, где, по выводам криминалистов, стоял убийца Ефремова – а стоял он в конце коридора, у телефона.
– Странно, что стрелявший свободно вошел к Ефремову, ни следа взлома, ни намека… что ж, Ефремов ему сам открыл?
Вслух пробормотал Данила, а потом присел на корточки и принялся разглядывать Ефремовскую обувь, полусапоги и сапоги да старенькие полуботинки, и пару резиновых галош, все было расположено аккуратненьким рядком вдоль стенки.
Данила поднялся и развернулся по направлению к двери, подтянул руки к животу, покачал их и левую переместил скользящим движением вперед, прикидывая взаимодействие с подразумеваемым ружьем, прицелился в направлении входной двери, где находился в момент выстрела воображаемый Ефремов, затем огляделся по
