место. Народ присутствует, объясни, почему ты вместо зерна, какое записано в договоре, выдаёшь людям отходы, почему вместо тонны на пай выдаёшь два мешка? Кто тебе позволил так вольно обращаться с совхозной собственностью?!
– У нас не совхоз и уже даже не кооператив, папка, забудь ты про совхоз.
– Нет, не забуду, не забуду, как мы за каждый колосок боролись, потому что это было наше, советское. И кооператив из совхоза родился, выкидыш, конечно, но должен выжить, если не шельмовать. Ефим, открой вот этот склад.
Ефим засуетился, ждал команды. Старший Канаков подтолкнул:
– Открывай, начальство не возражает.
Склад под самую крышу засыпан отборной пшеницей, видно, отсюда брали зерно для Канакова.
– Это пшеница первого класса, вся пойдёт на реализацию, – предупредил все вопросы Никита.
– Нет, Никита Григорьевич, не вся. Собирай своё правление, мы от общества тоже придём, человека четыре, и так решим, чтобы один пай, стало быть, тонна, был выдан продовольственной пшеницей, а остальное можно и той трухой, скотина съест.
– Спасибо, Григорий Андреевич, за ценные экономические советы, правление я соберу на восемь часов. До свиданья.
Домой Канаков старший шёл один, и до того паскудно было на душе – хоть волком вой. Что это случилось с Никитой, он, как в председатели избрали, года два, поди, вёл себя вполне прилично, и сам отец бдил, да и народишко на итоговых собраниях недовольств особых не высказывал, соглашались люди с раскладом по всем показателям и со скромной зарплатой соглашались, не первый раз, надо потерпеть – дело привычное. Особо отметил тогда для себя Канаков, что руководитель поддерживает подсобные хозяйства, потому как без собственного продукта крестьянину в таких условиях хана. И зерно дроблёное даёт по норме, а, если надо, то и продаст подешевле, и сенов всем поможет накосить кооперативом, и соломы к каждому дому по паре тюков подвезут ребята на тракторах. За магарыч, особенно от пожилых людей, пенсионеров, карал жестоко, однажды тракториста с напарником, которые за привезённую дробленку с бабки бутылку взяли, тут же отправил в магазин, велел водку купить, бабке вернуть и извиниться. А ещё наказал, что повторится такое – будет настаивать на увольнении из кооператива. А потом что изменилось? «Волгу» новую купил, никого не спросясь, цены на продажу зерна, мяса и прочего товара перестал согласовывать с правлением. К отцу редко стал заходить, только по приглашению или по праздникам, и всё старался производственных тем избегать, отвечал как-то с неохотой, потом вообще сказал, что хоть тут-то отдохнуть дайте.
– Вот сегодня мы и отдохнём коллективно, – закончил размышления Канаков.
Не успел в ограду зайти, калитка сбрякала, сын явился. Шляпу бросил на кабину «москвича», вытер лоб платком.
– Насмелиться не можешь меня дураком назвать? Не советую. Если пришёл отговорить от обсуждения твоих глупостей, тоже напрасно, я не допущу, чтобы фамилию мою – слышишь, ты, начальник новорусский! – трепали на перекрёстках. Отец мой геройски погиб за народ и за Родину, сам я чуть не полвека спины не разгибал, орден имею,
