Столыпин – брат Елизаветы Алексеевны. Арсеньева наняла квартиру на Поварской, неподалеку от Мещериновых, и пригласила в наставники Мише Алексея Зиновьевича Зиновьева. Это был еще молодой человек, но уже преподавал латинский язык и русскую словесность в благородном пансионе и университете. Мишу он стал обучать сразу нескольким предметам.
«Милая тетенька! – писал Лермонтов Марии Акимовне. – Я думаю, что вам приятно будет узнать, что я в русской грамматике учу синтаксис и что мне дают сочинять; я к вам это пишу не для похвальбы, но собственно оттого, что вам это будет приятно; в географии я учу математическую; по небесному глобусу градусы планеты, ход их и пр. Прежнее учение истории мне очень помогло. Катюше в знак благодарности за подвязку посылаю бисерный ящик моей работы. Я еще ни в каких садах не был, но я был в театре, где видел оперу «Невидимку», ту самую, что я видел в Москве 8 лет назад. Мы сами делаем Театр, который довольно хорошо выходит, и будут восковые фигуры играть (сделайте милость, пришлите мои воски)…»
В московской квартире Арсеньевой, как и в Тарханах, было людно: знакомые, родственники, их дети. Миша из воска лепил для детей сцены сражений, охоты с собаками, а вскоре занялся театром марионеток. Пьесы придумывал сам и головы кукол лепил тоже сам. Один из его приятелей, в будущем став художником, так описывал Мишу: «Наружность его невольно обращала на себя внимание: приземистый, маленький ростом, с большой головой и бледным лицом, он обладал большими карими глазами, сила обаяния которых до сих пор остается для меня загадкой. Во время вспышек гнева они бывали ужасны. Я никогда не в состоянии был бы написать портрета Лермонтова, по моему мнению, один только Карл Брюллов совладал бы с такой задачей, так как он писал не портреты, а взгляды».
В день рождения Миши собралось большое общество, но бабушка говорила только о внуке, радовалась его успехам. И было чему радоваться: он учился прекрасно. «Среди высокой родни Миша нисколько не чувствовал себя дворянином незнатного происхождения, ни малейшего признака к тому не было», – отвечал по прошествии лет Зиновьев тем злопыхателям, которые уверяли, что Лермонтов тяготился своей безродностью. И добавлял: «Он прекрасно рисовал, любил фехтованье, верховую езду, танцы, и ничего в нем не было неуклюжего: это был коренастый юноша, обещавший сильного и крепкого мужа в зрелых летах».
25 октября Московская духовная консистория выдала метрическое свидетельство «вдове гвардии поручице Елизавете Алексеевой Арсеньевой о рождении и крещении внука Михаила для отдачи его к наукам и воспитанию в казенные заведения, а потом и в службу».
Чтобы подготовиться к экзаменам сразу в старшее отделение среднего класса – в четвертый класс, требовались знания арифметики, алгебры до уравнений второй степени, всеобщей древней истории, всеобщей географии, латинской и немецкой этимологии, русского синтаксиса.
Пo просьбе Елизаветы Алексеевны Зиновьев подыскал для Миши преподавателей необходимых дисциплин. Русскую литературу Мише стал преподавать университетский
