балы. Танцы, красивые девочки в модных нарядах, – это кружило голову Мише. Были катания с гор и на тройках, визиты к родным, где Миша узнал о московском театре своего прадеда. Также узнал он, что прадед собутыльничал с графом Орловым.
Часто бывали у вдовствующей жены Дмитрия Алексеевича Столыпина. Летом она жила в Середникове, зимой приезжала в Москву.
Дмитрий Алексеевич был замечательный человек: образованный, прогрессивный; командуя корпусом в Южной армии, завел ланкастерские школы взаимного обучения, которым в среде декабристов уделялось большое внимание; был дружен с Пестелем. Декабристы предполагали ввести Столыпина в состав временного правительства. После восстания на Сенатской площади о Столыпине стало известно Николаю I, его неминуемо ждала Сибирь; ходили слухи, что Дмитрий Алексеевич застрелился. Остался маленький сын Аркадий, в будущем отец выдающегося российского реформатора Петра Аркадьевича Столыпина.
Жена Дмитрия Алексеевича – Екатерина Аркадьевна была великолепной пианисткой. В 1816 году, когда приезжала в Пензу, Сперанский ходил специально слушать ее. «…Каждый день я слушаю ее и не могу наслушаться. Какой талант! Это второй Фильд».
В московской квартире Столыпиной собиралась молодежь, устраивались танцевальные и музыкальные вечера. Здесь Миша Лермонтов приобщился к классической музыке. И все же уроки были важнее. Елизавета Алексеевна наняла для внука учителя английского языка с оплатой 3000 рублей в год, предоставив ему для проживания флигель, куда он переехал вместе с женой. Обучать Мишу он начал с чтения английской литературы, полагая, что это самый быстрый способ выучить язык, что начинать с английской грамматики – значит отодвинуть владение языком на несколько лет. Он оказался прав: через несколько месяцев Миша стал понимать английский, читал Мура и поэтические произведения Вальтера Скотта. Но писал по-английски плохо.
В середине февраля приехал Юрий Петрович – для окончательного решения заклада своего имения. Оно было заложено на общих основаниях – по 200 рублей за ревизскую душу. За 140 душ он получил 28000 рублей. Теперь ежегодно в течение двадцати четырёх лет надо было платить в опекунский совет свыше двух тысяч – фактически пятую часть дохода с имения.
Несмотря на нездоровье и хлопоты, Юрий Петрович не расставался с сыном. Бабушке это не нравилось, она посылала горничных, чтобы подслушивали их разговоры, и очень боялась, что зять сообщит повзрослевшему Мише историю с ее завещанием, по которому сын не может жить вместе с отцом.
Юрий Петрович чувствовал шушуканье за своей спиной. Это отравляло ему жизнь. Из-за сплетен, бродивших о нем по Москве уже много лет, он не ходил в Дворянское собрание, не бывал ни на одном увеселительном вечере, – только театр да изредка Офицерский клуб. Теперь же, когда он оказался в финансовом затруднении, сплетен еще прибавилось.
Доносились сплетни и до его сына – московские кумушки не упускали такой
