но я не смел сдвинуться с места до самого конца первого отделения.
Вела концерт редкая для советской сцены женщина-конферансье. Она представила певца, и звуки оркестра заполнили погруженное в полумрак пространство – Иван Суржиков вышел на сцену в строгом черном костюме. Песни на стихи Сергея Есенина полились в самую душу слушателей, сразу овладев ими. Лирические и звонкие аккорды, необыкновенно чистый и ровный голос Суржикова, легко и немного грустно ведущего свою партию, поразил всех. После антракта притихшие зрители, возвратившись из буфета, перебрались поближе к сцене, и я пересел, наконец, к ним.
Второе отделение разительно отличалось от первого: Суржиков вышел нам навстречу в нарядном русском костюме: в вышитой рубашке-косоворотке, полосатых штанах и белых мягких сапожках с узкими носками. И зал, и сцена были освещены полностью. Не жалел своего светлого голоса и Суржиков – он пел народные песни, и пел изумительно! Зрители готовы были подпевать ему и плясать под родной для нас ритм полузабытого, но взлелеянного сердцем пения.
Последние три песни Суржиков исполнил «на бис» – зал не просто хлопал, он ревел от восторга.
Я следил за творчеством Ивана Суржикова и впоследствии – он все реже и реже появлялся на телеэкране, перенасыщенного современной эстрадой, а к концу 80-х годов и вовсе исчез. Потом я узнал, что на одном из сборных представлений у него за кулисами был жестокий конфликт с известным всей стране исполнителем патриотических песен, без которого не обходилось ни одно официальное торжество – свои песни мэтр исполнял всегда с подчеркнутой солидностью и с неизменно каменным выражением лица. Конфликт этот закрыл все двери для Суржикова – он был вынужден уехать в Германию, где и зарабатывал себе на жизнь. В Россию Суржиков возвратился накануне смерти – покинул он нас в 2000-м году.
Студенческая группа наша была легкой, спокойной и приятельской – дружить из-за перегрузок нам было просто некогда. На уроки физкультуры, например, мы шли с содроганием. Вел этот предмет мастер спорта, занимавшийся гимнастикой по соседству с олимпийской чемпионкой, ростовчанкой Людмилой Турищевой, – его явно воодушевляло это знакомство. И в спортзале, и на стадионе, и на водной глади Дона он выжимал из нас все соки. Особенно зверствовал во время кроссов, проходивших рядом с крытым Дворцом спорта, построенном на месте бывшего кладбища. В этом дворце, кстати, проходили концерты заезжих московских артистов и исполнителей из социалистических стран – помню афишу югославской певицы Радмилы Караклаич. Сам я был в нем только раз – не удержался и сходил на цирковое представление с участием Олега Попова. Его самый известный «солнечный» номер («солнце в авоське») помню отчетливо, а остальные почему-то забыл совсем.
Жизнь страны шла своим чередом. В центре Ростова вещала первая световая газета, в кинотеатрах крутили новые выпуски «Ералаша», «высокий блондин в черном ботинке» шествовал по всему миру, не только
