вопросы. Он там есть-яркий, как детская раскраска. Глаза большие и испуганные, но собрался он быстро и безо всяких капризов.
Наклоняюсь и завязываю ему шнурки.
Не сговариваясь, крадучись проходим мимо кухни, где моя сестра и Денискина тётя сидит с книгой в руках. Мы оба её боимся. В наше время мужчины, боящиеся женщины, уже не вызывают порицания и какого-то общественного резонанса. У каждого на языке множество примеров, таких же жалких, как мы.
– Ты его убьёшь, – говорит она и откладывает книгу. Поражённый её прямотой, я выталкиваю сынишку за дверь.
– Он ведь только оправился, – продолжает она. Словно хорошо подготовленный легионер, она метает в меня один словесный дротик за другим.
– Ну Наташ. Он этого хочет.
– Он хочет, потому что ты этого хочешь. Ты его отец. На тебе особая ответственность.
Ответственность – вот слово, которое характеризует Наташу. В карманах у неё всегда есть одноразовые носовые платки. А в карманах домашнего халата – бинт. В сумочке всегда найдутся запасные чулки.
Я закрываю за собой дверь.
– Тётя Наташа расстроилась, – говорит Денис. На руках у него большие варежки, и мне кажется, что под этими варежками руки сжаты в кулачки.
– Тётя Наташа за тебя волнуется, – отвечаю я, толкая его перед собой, как тележку в супермаркете. Мне хочется оказаться подальше от этой двери, дырявой от дротиков-взглядов. Конечно же, она не выскочит следом, не будет ругаться и клясть меня на чём свет стоит. Честно говоря, я был потрясён её прямотой до глубины души. Обычно она действует другими методами. Мы вернёмся, и на ужин нас будет ждать что-то подгорелое, приготовленное без ответственности, окольными путями наводящее меня на мысль, что я сущее дерьмо. Ната пишет книги о воспитании детей, и она знает, как усложнить жизнь их нерадивым отцам.
Как настоящая террористка.
Дениска терпеть не может ссор. Тем не менее конфронтации в нашей семье имеют место постоянно, и его сварометр всегда настроен на нужную частоту, он выдаёт тревожный сигнал задолго до того, как я начинаю что-то чувствовать через свою толстую носорожью шкуру.
Мы отпираем гараж, и я выдаю моему маленькому воину его оружие. Он принимает его настороженно, вспоминая своё недавнее ранение. Снимает перчатки, пальцы пробегают по кантам, проверяя, не слишком ли они затупились.
– Отлично, пап! – говорит он мне.
– В чехле ведь хранилось, – говорю я и продолжаю бормотать что-то успокоительное про прекрасную погоду и вспоминать вслух, куда же я дел отвёртку. Постоянно говорить – мой способ эмоциональной разрядки. Когда-то я пересказывал Денису начальный курс органической химии, и он засыпал у меня на руках.
– Не смей ничего ему петь, – говорила мне жена. – У тебя слишком дрожит голос.
Всё верно. Я слишком боялся своего отцовства. Да и сейчас боюсь, кажется, так же, хотя обстоятельства изменились не в лучшую сторону.
Достаю с полки крепления, высыпаю в ладонь сыну болты с шайбами. Наконец находится отвёртка, и мы прикручиваем куда нужно крепления, выверяем угол и спорим:
– Кажется, было по двадцать.
– Ты упал, пап? По двадцать я буду похож на краба из «Губки Боба». Было по пятнадцать.
– Да, ты прав… двадцать – это режим в стиральной машине. Переднее у тебя было пятнадцать. А заднее чуть поменьше.
Морщит лоб так, что шапка съезжает на глаза.
– Заднее, наверное, десять.
– Ставим десять, и я возьму с собой отвёртку, чтобы можно было переставить. Договорились?
– Только не как в прошлый раз. Помнишь, когда ты её потерял, а потом кто-то приделал её вместо носа у снеговика.
Мы переглянулись и засмеялись.
– Не потеряем, – пообещал я. – На этот раз я положу её в рюкзак.
Выгоняю машину, бросаем на заднее сидение сноуборд с прикрученными креплениями и термос с чаем. Дениска садится рядом со мной, шлем он держит на коленях – так бережно, словно юный палеонтолог – голову доисторического человека из музея.
Погода сегодня такая, какая нужно. Всю неделю шёл снег, а в субботу взял себе отпуск, и под убийственнояркое солнце выползли, словно большие насекомые, оранжевые машины коммунальных служб с оранжевыми человечками в брюхе. Мы стоим на перекрёстке и ждём, пока проедет вереница грузовиков со снегом.
– Повезли на дачи олигархам.
– Каким олигархам?
– С большими холодильниками.
Мы провожаем глазами последний грузовик. Кажется, он везёт целый Эверест. Снег вчерашний – чистый
