безвольно бросил между колен, взгляд намертво упер куда-то рядом с женщиной. Она грузно села, подняла зареванное, обезображенное лицо.
– Пожалел бы, я же беременная.
– Ну и что? – устало, глубоко вздыхая, кинул Толя. – У меня мать тоже беременная была.
– Так… ничего, – Надя халатом вытерла слезы.
Толя встал, снова тяжело вздохнул. Безжалостно, ровно, монотонно талдычил:
– Ты мне пузо свое не суй. Кто в тебе, неизвестно. Я ли, Костя – а может, член с горы Магнитной… – Тон стал назидательным, в голосе завелись акценты: – Ты тут сама решай, а у меня невеста есть. Я так думаю, через полгодика оторву отсюда. Рыло на этих заработках не наешь! (Без сожаления) Да и какие с тобой деньги – ты меня не то что в кисель, в брагу превратила.
Теперь вздохи пошли со стороны Нади. До слов, правда, они не разогнались. Толя посветлел:
– Не понимаю я тебя, Надюха. О чем ты думаешь?
Надя склонила голову, смотрела без адреса, на лице появилась слабая виноватая улыбка:
– О чем думаю? Да вот, думаю – сдохнуть или еще пожить!
– Вопрос, конечно, интересный, – Толя скалился, исподлобья поглядывал на Надю. – Шекспира на тебя нет.
Надя посерьёзнела, коротко бросила:
– У нас выпить что осталось?
Толя развел руки, пожал плечами – сарказм, недоумение, осуждение читались в тоне:
– Как ты рожать собралась!?
Зима, вечер. Вынырнет хилый месяц из мерзкой трясины неба – и того захлестывают лохмы бесноватых облаков. Мечется, стонет неприкаянная поземка. Толя, скукожившись, нырнул в подъезд дома Нади.
Разоблачился в прихожей, прошел в комнату. Она была тускло освещена настольной лампой, стоящей на тумбочке. Кушетка застелена спальным бельем, под одеялом виднелись контуры неподвижного тела. Толя зашел на кухню, выгружал на стол принесенное. Открыл холодильник – высветилась одинокая недопитая бутылка портвейна.
– Опять бухая, – обреченно констатировал он, в глазах тихо загорелась безысходность.
Развернул припасы, поставил на огонь сковороду. Что-то сложил в холодильник, закрыл его. Замер, задумавшись, снова открыл и достал бутылку… Толя выключил светильник, на стенах мерцали причудливые тени. Забрался за Надю, залез под одеяло – она не реагировала.
Глубокая ночь, слабые блики, рожденные непонятно откуда взявшимся светом, лежали на лице Анатолия. Он вдруг резко открыл глаза, взгляд оцепенел, чуть повернул голову. Точно – шли слабые, странные звуки. Резко повернул голову, место рядом с ним было пусто. Собранно сел, внимательно вслушался. Откинул одеяло, встал, включил верхний свет – от кушетки тянулся в ванную (смешанный санузел) мокрый след.
Анатолий осторожно подошел к двери, наклонился, слушал. Открыл дверь. На полу, с закрытыми глазами, с обликом предельного изнеможения,
