вода будет. Ты голоден?
– Да нет, пожалуй.
– Тогда знаешь что? Я сейчас помоюсь, переоденусь, и пойдем погуляем до ужина.
– Ты же мечтала о кровати?
– Да, вот с этим маленькая компликация, – Дуняша вздохнула. – Понимаешь, когда я вошла сюда и убедилась, что моя молитва была услышана, я сразу поняла, что тут без ответного жеста не обойтись. Не обижайся, пожалуйста, но я дала обет целомудрия.
– Дуня, послушай. Я в воскресенье уезжаю…
– Дай мне договорить. Это элементарная благодарность! Никаких сроков я не уточняла, но хотя бы до вечера придется потерпеть. В конце концов, человек не должен быть рабом своих вожделений.
– Ну, разве что, – сказал Полунин без особого восторга. – Ладно, ты тогда мойся, а я пойду насчет ужина. Что заказать?
– А, придумай там что-нибудь, мне все равно.
–Часов на восемь?
– Да-да, пожалуйста, – церемонно отозвалась Дуняша, выкладывая из сумки свои вещи.
Когда они вышли из гостиницы, солнце уже висело довольно низко. Было тепло и безветренно, теплее, чем утром в Буэнос-Айресе. Пройдя с километр по пыльной проселочной дороге, они увидели вдали холм с геодезическим знаком, перелезли через ограду из нескольких рядов толстой проволоки, туго натянутой на столбах из кебрачо25, и пошли наискось через заброшенное пастбище. Подобранным на дороге прутом Дуняша сбивала головки полузасохшего уже чертополоха. В мокасинах на низком каблуке, в брюках и свитере, она выглядела сейчас совсем девчонкой.
– Забавно, как мужской костюм молодит женщину, – сказал Полунин. – Эта наша переводчица тоже все время ходит в брюках, но однажды я увидел ее в платье и…
– Довольно! – крикнула Дуняша, резко обернувшись к нему. – Меня совершенно не интересует, сколько раз ты видел ее в платье и сколько без платья! Ты можешь хоть на минуту забыть об этой омерзительной особе? Иначе я сейчас же возвращаюсь в отель, так и знай! И учти, там полно свободных номеров!
– Слушай, ну не говори ты ерунды, – возразил он кротко, – вовсе я о ней не думаю, и прекрасно ты это знаешь, просто я тебя увидел сейчас в брюках и вспомнил…
– …прелести мадемуазель Астрид, – докончила она язвительным тоном. – Ха! Воображаю этого монстра – очки как у одной мартышки, и еще коротко острижена. И вообще, что такое бельгийцы? Не народ, а какая-то pele-mele26. Ненавижу!
– Не понимаю, что тебе сделали бельгийцы…
– Они даже по-французски толком не говорят! А кто в сороковом сдался немцам? Твой роскошный Леопольд, le Roi des Belges27.
– …и какая вообще муха тебя укусила? Чего ты злишься?
– Вот и злюсь, и злюсь, и еще буду злиться! А тебе-то что? Что я вообще для тебя? Ничто! Абсолютный нуль! Ты даже не видишь во мне женщину!
– Евдокия, да побойся ты бога, – изумленно сказал Полунин.
– Конечно!! – кричала
Quebracho – дерево твердой породы (исп.).
Мешанина (фр.).
Король бельгийцев (фр.).
