яжный вздох. Не смотря на мелкий дождь, меня бросает в жар. Волосы грязными сосульками липнут к лицу. Пытаюсь подняться, но непослушные, слабые руки расползаются по грязи. Ноги ничем не лучше. Еще и рана отдается жжением. Кое-как мне все же удается встать на ноги. Уверена, что прошла всего лишь секунда (оптимизм моя наиболее отличительная черта), но мне показалось – вечность. Мелкими шагами продолжаю свой побег. Получается не то, чтобы хорошо: дыхание сбилось еще в полете, и теперь к общей боли добавилась боль в правом боку.
Позади слышится шелест. Я оборачиваюсь. Зря. Ноги тут же, словно нарочно, поскальзываются на жухлой листве, увлекая меня кубарем в неглубокий овраг. Я оказываюсь на спине. Голова идет кругом. Дрожь усилилась. Как и шелест. Силой воли заставляю тело подняться. Оно сопротивляется. На трясущихся ногах бреду дальше. Стоит уже сознаться: мне страшно. Зря я пришла сюда. Зря понадеялась на спасение. Где-где, а здесь он сильнее всего. Эти мысли вытянули из меня последние силы. Я падаю на колени у какого-то дерева и с неподконтрольным ужасом понимаю, что это ольха.
Я чувствую на себе чужой взгляд. Наверное, пора смириться? Это конец. Закрываю глаза и слышу такое знакомое:
– Неволей иль волей, а будешь ты мой…
«Еще один», – моя первая мысль после пробуждения.
Как обычно после, долго не могу прийти в себя. Лежу и пялюсь с выпученными глазами в темный деревянный потолок. Должно быть, выгляжу при этом, как умалишенная. Хотя, разве это не так? Разве здоровые люди видят сцены смерти в своих снах? Реальные сцены смерти.
Медленно поворачиваю голову в сторону окна. Типичная осень в Ольховске: солнце – нет, туман – да, апатия – чертовски много да.
Голову ведет, когда я покидаю смятую постель. С возрастом учишься абстрагироваться и игнорировать такие сны. Да, это грустно, да жалко, но утомительно. Очень.
Будьте неладны «Дочери Лесного царя»!
Наливаю себе кофе и по привычке сажусь у доски с расследованием.
Раньше я долгие часы проводила за ней, все пыталась понять, как прекратить свои страдания. Ну, заодно и смерти ни в чем не повинных людей от рук злого духа. Но теперь (после череды неудач) максимум, что я делаю – это бросаю быстрый взгляд, пока пью кофе. Идеи иссякли несколько лет назад, а новых за последнее время не прибавилось.
Замечаю, что мои руки продолжают дрожать. Такое иногда бывает. Я называю это «отголосками кошмара».
На самом деле у меня есть план спасения. Поэтому я не смотрю на доску. Правда, это план спасения для меня. На других он не распространяется. В свое оправдание скажу, что я сомневаюсь.
Делаю еще один глоток и смотрю на рядом лежащий телефон. Не то, чтобы я ждала звонков… Но после сегодняшней ночи я беспокоюсь за одного человека. Того, из-за которого сомневаюсь. И это странно. Мы ведь никогда не виделись. Только несколько раз разговаривали по телефону. И дело не в жалости, которую я испытала, впервые услышав его историю. Нет. Артур умный парень и глубокий. Надеюсь, у него все получится. Надеюсь, не его смерть мне посчастливилось наблюдать.
Нехотя, с недовольным лицом и раздутыми от набранного в рот кофе щеками, я поворачиваю голову в сторону доски с расследованием.
Ольховск – прусский город, носивший в бытность немецкого владычества имя Erleheiligerort, корни которого уходят в глубину веков, во времена, когда мифы не были мифами, а суровой реальностью, с которой приходилось считаться. До прихода христианства здесь располагался крупный языческий центр с капищем, посвященным лесному духу. Кто-то называет его Король эльфов, кто-то Ольховый король, но большинству он известен (благодаря Гете) под именем Лесной царь.
Глаза натыкаются на старую фотографию, запечатлевшую группу людей у статуи высокого и стройного мужчины в хитоне и короной из сухих веток. Лесной царь собственной персоной. Хотя, наверняка утверждать не могу. В своих снах я ни разу не видела его воочую. Сейчас на том месте стоит вторая по счету статуя. Первая не пережила советского воинственного атеизма. Обе статуи городу подарило благотворительное общество «Дочери Лесного царя». Не устаю с упоением повторять: «Будь оно не ладно!».
На экскурсиях любят рассказывать одну легенду. Если верить ей то, когда горизонт озарился огнем горящих прусских городов, а воздух наполнился гарью и пеплом, «Дочери» покинули свои дома и провели ночь в ольховой роще, молясь Лесному царю о спасении. Дух ответил им согласием и город выстоял. Охотно верю, что именно так оно и было. Однако, почему-то все упускают одну маленькую деталь, условие, которое выставило могущественное сверхъестественное создание. А именно: жизнь каждого мужчины в роду каждой пришедшей в тот вечер женщины, девушки и девочки взамен за спасение города.
Меня до сих пор забавляет, что имущество оказалось для них ценнее кровных родственников.
Закончив с утренней трапезой, собираюсь на работу. Периодически
