Ганимар заговорил снова:
– Еще один вопрос, господин Шарль… Вас разбудил звонок… Как по-вашему, кто звал вас?
– Господин барон, черт побери.
– Пусть так, но в какой момент он мог позвонить?
– После схватки… когда умирал.
– Это невозможно, потому что вы нашли его распростертым, без признаков жизни, в четырех метрах от кнопки звонка.
– Значит, он звонил, когда шла борьба.
– Тоже невозможно, потому что, как вы сказали, звонок был долгим, звонили беспрерывно семь или восемь секунд. Вы полагаете, что тот, кто напал на барона, мог позволить ему звонить так долго?
– Значит, это было до того, как на него напали.
– Невозможно, вы же нам сказали, что от звонка до того момента, когда вы вошли в комнату, прошло самое большее три минуты. Таким образом, если барон звонил раньше, борьба, убийство, агония и бегство должны были произойти в этот короткий промежуток в три минуты. Повторяю, это невозможно.
– И однако, – сказал следователь, – кто-то ведь звонил. Если не барон, то кто же?
– Убийца.
– Зачем?
– Я не знаю, зачем ему это было нужно. Но в любом случае это доказывает нам, что он знал, что звонок соединен с комнатой слуги. А кто мог знать эту подробность, кроме человека, живущего в доме?
Круг подозрений сужался. Несколькими быстрыми, четкими и логичными фразами Ганимар ставил все с головы на ноги, мысль старого полицейского становилась понятной, и никто не удивился, когда следователь сделал вывод:
– Короче, в двух словах, вы подозреваете Антуанетту Бреа.
– Я не подозреваю ее, я ее обвиняю.
– Вы обвиняете ее в соучастии в убийстве?
– Я обвиняю ее в том, что она убила генерала барона д’Отрека.
– Ну и ну! А где доказательства?
– Волосы, которые я обнаружил в правой руке жертвы: когда барон с силой сжал руку, ногти впились ему в ладонь и волосы попали под кожу.
Он показал эти волосы: они были невероятно яркого цвета, похожие на золотые нити, и Шарль прошептал:
– Это волосы мадемуазель Антуанетты, без всякого сомнения, ошибиться никак невозможно.
И добавил:
– Потом… вот еще что… Я уверен, что нож, которого я потом не увидел… это был ее нож… Она пользовалась им для разрезания страниц в книгах.
Молчание было долгим и мучительным, словно преступление становилось еще более ужасным, оттого что его совершила женщина. Следователь начал размышлять вслух:
– Предположим, до получения более подробных сведений, что барон убит Антуанеттой Бреа. Но надо будет еще объяснить, каким путем она могла выйти после того, как совершила преступление, войти после ухода Шарля и снова выйти до того, как появился комиссар. У вас есть мнение по этому поводу, Ганимар?
– Никакого.
– Так как же?
У
