с ним не было никакого смысла. До берега было метров восемьсот. Не так уж и много. Другое дело, что вода была чувствительно холодная. Не больше десяти градусов. Долго в такой не продержишься. Но разве был у меня выбор? Надо было плыть. Я попытался втолкнуть деда на перевёрнутую лодку. Не без труда и далеко не с первой попытки мне удалось сделать это. А сам поплыл к берегу.
Отплыв метров пятьдесят, я услыхал звук падающего в воду предмета. Оглянувшись, увидел, что деда на лодке не было. Он вновь бултыхался рядом с ней. Возвращаться, чтобы вновь помочь ему? Но он, будто угадав мои мысли, махнул рукой – мол, давай плыви, не задерживайся. И я рассудил так: нужно быстрей грести к берегу, в этом и моё, и его спасение. Чем быстрей доберусь, тем быстрей придёт помощь. Час-полтора. Он должен продержаться это время. Должен! Я оглянулся ещё раз – дед пытался вновь взобраться на корпус перевёрнутой лодки – и поплыл к берегу. Это был последний раз, когда я видел его.
Холодная вода обжигала. Казалось, что тело налито свинцом. Вот когда я сто раз поблагодарил супругу за её упрямство. Не настояла бы она на своём, не всучила бы насильно спасательный жилет, никаких бы шансов у меня не было. Ушёл бы камнем на дно. Метров сто – сто пятьдесят были позади. И тут я с ужасом для себя осознал, что берег не приближается. Но, наоборот, он стал как будто удаляться. Меня подхватило течение и понесло в открытое море. Противостоять ему было очень сложно, но жажда жизни заставила собраться и бросить все силы на борьбу с ним.
Не знаю, сколько я сопротивлялся (полчаса, час, может, больше, ощущение времени стёрлось), но течение было сильнее. Меня относило всё дальше и дальше от берега. В это время надо мной появилась огромная чайка. Не знаю, может быть, это так холодная вода притупила во мне все органы чувств, но чайка действительно была невероятных размеров. Размах её крыльев был не меньше трёх метров. Никогда я ни раньше, ни потом таких не видел. На неё, несмотря на моё бедственное положение, нельзя было не обратить внимание. Она чуть ли не касалась моей головы крыльями. И как будто вела меня куда-то. Не могу сказать, с чего я взял это. Но я чётко осознавал, хотя и не был никогда склонен к мистике, что чайка появилась тут неспроста. Что она моя спасительная соломинка и непременно приведёт меня к берегу. И я перестал сопротивляться течению. Согласен, нелепое ощущение и ещё более нелепое решение. Перед тобой стоит вопрос жизни и смертью, а тут… Довериться, пусть и большой, птице. Может быть, я начал сходить с ума? А может быть, я в тот миг потерял всякую надежду. Говорят, паника обусловлена тем, что у человека есть хоть маленькая надежда на спасение. Тогда он мечется, суетится. Когда же надежда уходит, человека охватывает полное спокойствие. К тому времени я уже потерял веру в спасение. Берег давно исчез из виду, ни одной лодки я не увидел. Перед глазами поплыли картины детства, члены моей семьи. Что с ними будет? Кем вырастут дети? Сколько я уже был в воде? Два часа, три? А может, целую вечность. Тело пронизывала острая боль! Сознание стало уплывать куда-то. Чтобы не уплыть вместе с ним, мне пришлось буквально цепляться за соломинку. И этой соломинкой был я сам. Пару раз я просто рывком
