удочки!
– Удочками не рыбачим…
– Ну, сетками!
– Егоровна…
– Сидите пока. – Мать облокотилась о комод, переводя дыхание. – Куда я кошелек-то засунула…
Накинув плюшевую жакетку, она ушла в магазин и вскоре вернулась.
– Ты это вот что, Михалыч, – она остановилась перед соседом, – ванну обещал, а сам не даешь!
– Кто не дает?!
– Вот и давай! Прямо сейчас, пока не совсем еще! Чтоб сейчас же она была здесь!
– Где?
– А вот перед этими окнами! – ответила мать, впиваясь глазами Карасю в лицо.
– Айда, Ножовкин! – Карась поднялся со стула, дрожа и захлебываясь от нетерпения. – Сейчас перетащим под окна. Сюда, что ли?
Он показал пальцем в окно.
– Сюда.
– Ну, тогда пошли быстрее.
На улице они увидели Прибавкина, кликнули с собой и втроем пошли на половину Карася – в просторный двор. Во дворе им попался сын Карасевых – того тоже привлекли к работе.
На огороде они оторвала от земли ванну и, сгибаясь под тяжестью, потащили в палисадник к Ножовкиных. Емкость обросла бетонной шубой, тянула книзу.
– Всего и делов-то! – пыхтел Карась. – Каких-то пять секунд…
Мать встретила их у ворот. Вот и слава богу, будет в чем месить.
– А гравий – вон он. – Карась ткнул ладонью Ножовкину в плечо. – Видишь кучу у моих ворот? Бери хоть весь. Это остатки. Мне он теперь не нужен. Я всё забетонировал, что надо было. Знаешь, сколько он стоит?
Ножовкин не знал.
– Я тоже сейчас не знаю. Но много, – говорил Карась, поднимаясь в квартиру.
Мать уже накрывала на стол.
Пригладив косматую голову, Карась тут же нырнул к столу.
– Давай, выпьем, а то трубы горят, – гудел он треснутым голосом. – Егоровна, извини ради бога.
– Ничего. Вы друзья, в школе вместе учились…
– Со средним… – уточнил Ножовкин.
Карась поднял рюмку:
– Выпьем за встречу и за наше здоровье. Нет, лучше за здоровье наших матерей – отцов у нас нет, так выпьем за мамок!
Он зажмурил один глаз, поднес к губам рюмку и, запрокидывая голову, стал тихонько цедить водку сквозь зубы. Когда рюмка оказалась на столе, второй глаз отворился.
– Интересно ты пьешь, – удивился Ножовкин.
– Пока глаз не зажмурю – не выпью. Не могу обоими смотреть на нее, проклятую…
Он хихикнул и тут же икнул.
Ножовкин вставил меж губ рюмочное стекло и резким движением, запрокинув голову, в два глотка выпил содержимое. У него тоже был свой способ расправы с напитком.
Стали закусывать. Ножовкин ел свежие помидоры, огурчики. Карась между тем сразу как будто бы сник, губы у него потянуло книзу. Отломив кусочек хлеба, он понюхал его и вернул на край стола, словно это был не хлеб, а что-то несъедобное.
– Закусывай, Санька!– строжилась мать. – Тебя же опять
