ограничился тем, что распустил ремешок на штанах. Снисходительно улыбаясь, он вошел в нее и принялся раскачивать ее тело своим. Она и не заметила, как ее голые ноги оказались переплетенными на его пояснице, а ногти вонзились в затылок фракийца. Покричала, постонала, потрепыхалась. Спохватилась. Поняла, что после такого ни сам Листар не будет относиться к ней, как к властительнице, ни прочие вожди, которым он, конечно же, очень скоро проболтается.
На ней не было ничего, кроме сапог, она лежала рядом с отдувающимся Листаром и смотрела в небо, решая, как быть дальше. Он был хорошим любовником, а она была царицей.
– Закрой глаза, Листар, – сказала она, склонившись над ним. – Я кое-что сделаю.
Смеясь, он подчинился. Арпата достала из сапога нож и отсекла Листару часть того, чем он так гордился. Пока он вопил и хватался за окровавленный пах, она отошла подальше, бросила ему свою нательную рубаху и сказала:
– Перевяжи. Это не смертельно.
– Я тебя убью, – прошипел он, вращая глазами.
– Может быть, – спокойно согласилась она. – Но зато никому не расскажешь о том, что произошло между нами. Теперь это наш секрет, правда, вождь? И ни один из нас не захочет, чтобы он раскрылся.
Так оно и вышло. А убить Арпату Листар не отважился. Кишка оказалась тонка. Так что ни честь, ни самолюбие молодой царицы не пострадали.
Глава VII. Забавы молодых
Танасис был готов принять от жизни все, только не других мужчин рядом с матерью. Он бы никому не признался в этом, но его отношение к матери было трепетным. И по мере того как он взрослел, именно она являлась ему в беспокойных юношеских снах, а не ровесницы и не молодые рабыни, с которыми наперебой забавлялись все кому не лень. Просыпаясь после таких снов, Танасис долго лежал в темноте, не шевелясь и стиснув пальцы в кулак, чтобы рукам не вздумалось своевольничать. В такие моменты ему казалось, что его губы помнят нежность материнской груди и упругую податливость ее сосков. Глаза тоже многое помнили. В детстве Танасису довелось несколько раз видеть мать обнаженной, и этот образ крепко-накрепко врезался в его сознание.
Может быть, именно поэтому, взрослея и превращаясь в мужчину, он бывал с матерью все более резок и даже груб. Ведь Танасис понимал, что тайные помыслы его постыдны, и изо всех сил подавлял их. Не его вина, что до конца никогда не получалось. Он старался, видят боги, он очень старался! И надеялся, что однажды очистится и посмотрит матери в глаза спокойно, уверенно, без страха, что она прочитает его мысли.
Покойный дед однажды сказал Танасису, что нет более важной победы в жизни, чем победа над самим собой. «Кто одолеет того, кто одолел свою натуру?» – вопрошал он и качал головой, усмехаясь. Эти слова запали в душу мальчика. Он всячески закалял и испытывал себя, учась обуздывать свои желания и преодолевать слабости. Когда хотелось есть, Танасис мог, например, отказаться от пищи. Случалось, он не пил воды по два дня, выбирая для этого
