идём в другое крыло.
Голова взрывается, и мозг оказывается на стекле. Я в линзах, поэтому особенно отчётливо вижу каждый его прилипший кусочек, каждый ошмёток кости, каждую стекающую каплю крови. Яркое воспоминание. Вряд ли когда-нибудь оно из меня выветрится.
Это будет во всех новостях. Наберите в поисковике «метро заложники убийство», и сразу всё поймёте. Если наберёте вдобавок ещё одно слово, «подсолнухи», высветится много картинок. Одинаковых, с телом без головы, заретушированным, конечно, и периодически блокируемых, но всё равно настолько распространившихся по интернету, что поиск выдаст их с головой (уж простите за каламбур) и сполна. Я была в том поезде.
Ничто не предвещало беды. Народу было немного, в основном все сидели в наушниках, уткнувшись в телефон или книгу. Я бездумно смотрела на обувь сидящих напротив, поддавшись убаюкивающему укачиванию вагона. Розовые кеды. Серебристые туфли-лодочки. Белые кроссовки. Бежевые босоножки. Чёрные кроссовки. Серые балетки. Из всего ряда выбивались – нет, не розовые милые кеды, и не ослепительной белизны в контраст грязноватому полу кроссовки. Даже не аристократичное серебро лодочек. Чёрные кроссовки. В них была угроза. Они слегка подрагивали, словно их обладатель слушал ритмичную музыку, но наушников у мужчины не было. Зато был тяжёлый взгляд, которым он меня и наградил. Ему не понравилось, что я его изучаю. Руки в карманах спортивных штанов. С ним что-то не так. Я инстинктивно оглядываюсь, но никто ничего не замечает. Я чувствую угрозу. Это не врождённое, но выработанное с годами чутьё подвело меня только раз – этот раз именуется Артуром, – но это будет дальше, а пока у меня нет причин ему не доверять. Я чувствую угрозу. Мужчина в чёрных кроссовках тоже её чувствует. Угрозу преждевременного разоблачения. На станции никто не выходит, двери закрываются, начинается длинный перегон, а я жалею, что не вышла. Я не хочу здесь находиться. Мужчина, кажется, тоже, потому что резко встаёт и нажимает на кнопку связи с машинистом. Пассажиры с недоумением смотрят на обладателя чёрных кроссовок. Машинист отвечает, и чёрные кроссовки кричат, чтобы поезд немедленно остановили, иначе он перестреляет весь вагон. В доказательство серьёзности своих слов он вытаскивает из спортивных штанов с огромными карманами пистолет и несколько раз стреляет в потолок. Поезд останавливается, словно неожиданно заснув, не справившись с недосыпом, зато в вагоне все, наоборот, просыпаются. Пространство скручивается в тугую спираль, завитки которой – страх, паника, отчаяние. У меня громко урчит в животе.
Чёрные кроссовки сгоняет немногочисленных (двенадцать) пассажиров в конец вагона, угрожая им пистолетом, потом кричит машинисту, что никто не пострадает, если его требования будут выполнены. Я не знаю, действительно ли у него всё продумано и действительно ли никто не пострадает, или он просто психопат, который от любого неосторожного движения перестреляет нас всех. Слышится плач, кого-то стошнило, мужчина требует абсолютной тишины. Смотрит на меня и покрепче сжимает пистолет. Не знаю, таковы ли были его планы, или я своим пристальным взглядом заставила его нервничать и спутала все
