когда он улыбнулся и повторил свою просьбу:
– Будь ласков, подойди, папа-Влада тебя хочет видеть. Очень просила. Подойди, мил человек, не обижай старого рома.
В другое время Прямой не задержался бы здесь и секунды. Может быть, он вообще не остановился бы рядом с подобной личностью. Но прежде он не встречался и с мертвым Глушковым… Поэтому теперь молча поплелся за странным цыганом. Они свернули за угол забора, и пошли по Музейному переулку, удаляясь от Некрасова. В заборе наконец обозначились железные ворота, одна створка которых была чуть отодвинута. Они вошли во двор, густо заросший репейниками и лопухами. В самой его середке средь диких порослей, на фоне угрюмых известняковых стен бывшего купеческого дома, восседала старая цыганка. Издали она напоминала ром-бабу на прилавке кондитерской, только была необыкновенно лоскутно-пестрой. Она густо дымила папироской и, похоже, раскладывала карты на стоящем подле нее пустом ящике. Цыган забежал вперед и, склонившись, что-то ей зашептал. Она слушала, не поднимая головы, и кивала. А потом, когда Прямой был уже в двух шагах, посмотрела на него широко открытыми черными глазами, с неестественно раскаченными в ширь зрачками, словно после солидной дозы атропина. На Прямого повеяло чем-то чужим и враждебным, но очень отдаленно, поэтому это и не вызвало никаких защитных рефлексов.
– Ну? – сказал он и наклонил голову, рассматривая карты и тасующие их коричневые руки цыганки, сплошь унизанные перстнями. «Болты, похоже, фуфло, – решил он, а пулемет ништяк». Карты действительно выглядели очень странными: таких прежде он никогда не видел. На некоторых были изображены люди в красочных старинных костюмах, на других – целые группы людей и какие-то непонятные сцены.
– Интересуетесь? – хриплым низким голосом спросила цыганка. – Это самые старинные карты на свете и самые таинственные – в них все знание мира. Все! События всех времен! Вот и я! – цыганка указала на одну из карт, на которой была изображена сидящая женщина в тиаре, испускающей лунное сияние. На коленях у нее лежала книга, а в левой руке – ключ. Было что-то еще на заднем плане, но Прямой не сумел разобрать и только вновь повторил:
– Ну? Что надо?
– Грубые вы, – фыркнула цыганка, – может быть, я о важном хочу сказать, о женитьбе, например. Мы, цыгане, много чего знаем. Знаешь про нас?
Прямой не ответил, он сузил глаза и сделал вид, что собирается уходить. Но нет, он не ушел бы, не смог. Неизвестно по какой причине, но не ушел бы и все. Знала об этом и ворожея-цыганка, поэтому, не торопясь, продолжала:
– Некогда в Великой Александрии в храме Сераписа, бога плодородия, повелителя стихий и властителя мира мертвых, хранились необъятные тайные знания, веками собираемые со времен Манефона многочисленными жрецами. Но храм однажды был разрушен людьми, для которых знание ничего не значило. Спасти удалось немногое. Но и это, что уцелело, велико – это великая книга Тарот, которую мое племя, цыганское
