посещающие тех, кто вечерами дышит свежим воздухом у своего порога. Зачем тогда ты столько путешествуешь?
– Спустился вечер, дует ветерок, мы разместились на ступенях твоего дворца, – ответил Марко Поло. – Все те края, которые ты представляешь, слушая меня, ты бы увидел, даже если бы вместо дворца здесь были хижины на сваях и с лимана доносился запах ила.
– Согласен, у меня взгляд человека, погруженного в свои раздумья. Ну а ты? Ты побывал и на архипелагах, и в тундре, видел горные хребты. И будто никуда не двигался отсюда.
Венецианец знал, что если Кублай спорит, значит, хочет лучше вникнуть в смысл его речей и что ответы или возражения Марко включаются в те рассуждения, которые уже давно ведет в уме Великий Хан. Иначе говоря, было не важно, произносились ли вопросы и ответы вслух или же каждый изрекал их про себя, не раскрывая рта. И впрямь, они, прикрыв глаза, молчали, расположившись на подушках в покачивавшихся гамаках, покуривая трубки с длинным мундштуком из янтаря.
Купец воображал, как отвечает (или отвечал в воображении Хана), что чем больше он блуждал по незнакомым улицам далеких городов, тем лучше понимал другие города, встречавшиеся по дороге, тем чаще воскрешал в воспоминаниях этапы своих странствий, тем более приближался к постижению порта, где когда-то снялся с якоря, тех мест, где проходили годы его юности, окрестностей родного дома, маленькой венецианской площади, где он играл ребенком.
Но тут Кублай перебивал его – а может, только представлял, что перебил, – вопросом вроде: «Ты идешь вперед, смотря назад?» или: «Ты видишь только то, что позади?», а то и прямо: «Ты путешествуешь лишь в прошлом?»
Чтобы Марко мог объяснить – или вообразить, что объясняет, – или же чтоб можно было представить, будто бы он объясняет, или чтобы, наконец, смог объяснить он самому себе: то, что искал он, всегда было впереди, и даже ежели речь шла о прошлом, его прошлое в процессе путешествия менялось, ибо прошлое путешественника изменяется в зависимости от проделанного им пути, – конечно, не недавнее, не то, к которому прошедший день добавит еще день, а более далекое. Приезжая в каждый новый город, путешественник встречается с частицей собственного прошлого, которую он таковой уже и не считал: такое ощущение чуждости того, чем ты больше не являешься или не обладаешь, подстерегает как раз в чужих, не принадлежащих тебе местах.
Въехав в город, Марко на одной из площадей встречает человека, проживающего ту жизнь – или тот миг, – которые мог бы прожить он сам; на этом месте Марко мог бы оказаться, задержись когда-то он во времени или выбери на перепутье противоположный выбранному путь, который и привел бы его в конце концов на место того человека на той площади. Но теперь он больше не имеет отношения к своему реальному или гипотетическому прошлому и не может здесь задерживаться, так как должен следовать к другому городу, где ждет его еще одна часть его прошлого, которая, возможно, была его потенциальным будущим, а ныне это настоящее
