слабоумие? Или просто не до того ему вчера было, чтобы увидеть, какая буря вокруг бушевала?
– Ты, видно, не разглядел, дед, – наконец сказала я. – Туча вчера над нами была, как омут глубокий. Плескался в ней кто-то, а потом…
Я вспомнила вчерашнее злое лицо в небесах и содрогнулась, – желтые глаза полыхают, подсвеченные вспышками молний, жадный рот раззявлен в торжествующем смехе. Как можно было не заметить его?
Тут младенец на руках у деда закряхтел, заворочался и завопил, – яростно, басовито и требовательно, как голодный дворовый кот. Словно в ответ я почувствовала, какими ноюще-тяжелыми стали груди. Их распирало изнутри, рубаха спереди стала мокрой. Мое нутро властно погнало меня вперёд, – скорей, схватить маленькое извивающееся тельце, прижать жадным ртом к грудям, – скорей, скорей, иначе не будет покоя!
И хоть я сопротивлялась этому чувству и не хотела брать младенца на руки, нутро оказалось сильнее. Ещё и Шептун помог, – протянул мне ребенка.
– На, корми, – сказал он, положил ребенка мне на колени, а сам зашаркал за занавеску.
Я развязала ворот рубахи, приспустила платье. Груди вывалились наружу, словно сами тянулись к этому существу. Я подняла ребенка, приложила к ноющему отвердевшему соску. Нажала, – брызнуло густое молоко, словно у коровы в добрый год. Ребенок быстро зачмокал. Грудь защекотало, разлилась истома, мне вдруг стало хорошо, несмотря на боль на всем теле.
Были у него светлые волосики, и длинные ресницы на сомкнутых глазках. Крохотные ушки и яркие аккуратные губки. Был он до чего складным, что я подумала, – девка. Чтобы проверить догадку, развернула тряпку, в которую замотал его Шептун, и поняла, что ошиблась. Не девка, сын. Родила я сына тому, кого ненавидела.
Мальчик ел долго. Я успела рассказать Шептуну все, что видела вчера. Он по-прежнему топтался за занавеской, но слушал внимательно. Когда ребенок наелся, я оправила одежду и позвала деда. Он вышел из-за занавески и стал передо мной.
– Если б я не знал тебя, то подумал бы, что ты не в себе, – сказал наконец Шептун. – Но я видел, как для тебя открывалось то, что мне не дано… И все же я не понимаю, где истина.
Он помолчал, потом вдруг нахмурился, поднял голову.
– А про отца твоего… Ты не обманула?
Я покачала головой.
– Почему ты его убила, Лиза?! – воскликнул дед.
Я вздохнула. Ответить на этот вопрос было сложно. С чего начать? Пожалуй, с самого начала.
Глава 1.
Я появилась на свет в Новгородской губернии, за десять лет до конца 19-го века. Стояла на дворе огневая жара, которая в наших краях только в июле и бывает.
– Пошла я тогда на луг траву косить. Поясницу с утра ломило страшно, моченьки никакой не было. А что делать, косить-то надо, – рассказывала мне мать со светлой улыбкой на губах.
Мать моя, Серафима Лопатина, была сиротой, родом из деревни Боево. Её родители померли во время эпидемии холеры, и мать воспитывалась в семье дядьки по отцовской линии. У него самого было
