я зажмурила глаза, чтоб привыкнуть к полумраку, после яркого солнца. Запах тут стоял такой, что у меня резко закружилась голова и я еле удержалась на ногах, так как они начали подкашиваться от слабости. Кое как дойдя до второй двери я повисла на ручке, и с огромным трудом смогла ее открыть. В комнату я прямо ввалилась, так как пригибаясь под низкой притолокой не заметила порожек и споткнулась. Перед ногами у меня прошмыгнула и куда-то скрылась черная кошка. Краем глаза заметив, что в комнате кто-то есть, я подняла голову.
– Здравствуйте, хозяева! Извините, что без приглашения.
В этот момент я увидела стоящую около стола женщину. Длинные, вьющиеся, темно-русые волосы были распущены. Худощавая, но крепкая фигура. Ростом, наверное, с меня, метр шестьдесят пять-шестьдесят семь. Красивый, коричневый, расшитый крупными черными цветами и замысловатыми завитками сарафан. Она стояла ко мне спиной, и я не могла рассмотреть ее как следует.
– Извините… – снова обратилась я к хозяйке. Женщина повернулась. Я увидела сложенные на груди руки и опешила. Это была старуха, хоть по фигуре и наряду невозможно было бы догадаться. Руки были покрыты сплошной паутинкой мелких морщинок, к запястьям морщины становились все глубже, а кисти покрывали огромные складки обвисшей кожи. Я даже представить себе не могла, что бывают такие старые руки. Ногти были не длинные, но изогнутые, будто бы тоже все испещрены морщинами и желтого оттенка. Спереди локоны переходили в серебристые, с прожилками русых, но постепенно, цвет будто впитывался в соседствующее с ним серебро и медленно в него вплавлялся. Темно-русые пряди на несколько секунд становились темно серыми, потом цвета пыли, а затем становились серебряными нитями, переливающимися на свету. Лицо старухи сплошь было покрыто морщинками, рытвинами и бугорками. Губы были настолько тонкие и белые, что, если бы они не шевелились непрерывно, будто бы шепча молитву, я бы и не увидела где у нее рот. Глаза у старухи были закрыты. Глазные яблоки ввалились, вокруг век кожа была коричневого оттенка и истончена, словно пергамент. На моих глазах фигура ее тоже меняла свои очертания, она постепенно усыхала, от чего обвисшей кожи с каждой секундой становилось все больше. Я, не смея пошевелиться, со страхом наблюдала за происходящими метаморфозами несколько минут, а потом она распахнула глаза. Что произошло дальше, я помню, как сквозь туман. Отчетливо помню только сами глаза. Они были яркие и огромные, будто бы зрачок заполнил всю радужку, такие глубокие, что казалось там, внутри, в глубине ущелья, теплится чья-то жизнь, и нужно нырнуть туда, к этой жизни, спасти ее, или присосаться и выпить. Миллионы мыслей водили хоровод в моей голове, только одна была отчетливой. Глаза со временем выцветают, становятся мутными, будто поддернутыми туманом воспоминаний, но совершенно точно, у такой дряхлой старухи они не могут быть настолько ясными и яркими. Я же не могла отвести от них взгляд. Напрягала каждую мышцу, старалась зажмуриться, повернуть голову, сделать хоть что-нибудь,
