экране.
На втором этаже, У Насти и Олега, тихо. Видимо спят, просто забыли выключить ночник. Я уже хотела вернуться к себе, в себя, как услышала тихий, еле различимый шепот.
– Может подумаем на счет усыновления? – это Олег. Он повернулся к Насте и нежно вытирает слезы с ее щек.
– Может и подумаем, – ответила она, глубоко вздохнув. – Столько денег на это ЭКО грохнули, я так надеялась. Уже пять лет…, наверное, это все… Надо действительно успокоиться и подумать об усыновлении. Хотя бы условия подачи заявления изучить.
– Давай завтра инфу поищем, чтобы хоть примерно понимать, что нам для этого нужно, – Олег с нежностью и сочувствием смотрел на Настю.
– Да, давай! А теперь спи, я уже успокоилась. Разбудила тебя, а тебе на смену.
Настя потянулась к мужу, чмокнула его и прижалась всем телом. Олег накрыл ее рукой, дотянулся до ночника и погасил свет. Странно, но я и без света видела, как он обнял ее покрепче, зарылся носом в ее волосы и закрыл глаза. Я слышала их тихое размеренное дыхание и понимала, что могу услышать весь дом. Отчего-то мне сделалось страшно, и я открыла глаза.
Чтобы проверить свою догадку, я медленно встала с постели, босиком вышла в зал, включила телевизор, нашла от него пульт и стала переключать каналы до тех пор, пока не наткнулась на заканчивающийся фильм «Солдат Иван Бровкин».
Интерлюдия
Никто не знает сколько на самом деле лет бабке Марье. Дед, рассказывая историю своего детства, говорил, что выглядела бабка Марья так же, как и сейчас. Красотой она пленила. Было в ней что-то, из-за чего, не смотря на свой страх и робость, мужички готовы были приказания ее выполнять по одному только движению бровей, да только ей это было без надобности. Вся деревня, да и соседние, часто ходили к ней за помощью. Хоть и побаивались ее, но крепко знали, что того, кто нуждается в помощи, она в беде не оставляет. Девок, кто рискнул с глупостями к ней сунуться она сразу отвадила и больше не пускала. Остальные, чтоб не остаться без помощи в нужную минуту, по пустякам ее никогда не беспокоили. Одно время зачастили к ней из города просители ездить. Сначала из Твери и Клина ехали, потом молва и до Москвы дошла. Шли по делу и по пустякам, кружили, галдели, сулили денег, суеты навели на всю деревню, да так эта толчея ей надоела, что она перестала их пускать. Кому действительно нужна помощь, конечно, приходили, и она помогала. А кто без особой нужды к ней ехал, не могли дом найти. Даже если раньше бывали у нее, теперь бестолково метались, кружили по лесу, все тропинки исходят, а дома как будто и не было. Оставались в деревеньке на постой и выспрашивали дорогу, но никто их не вел, знали, что если дорогу сами не нашли, то нечего им у бабки Марьи делать. И деньги, предложенные за то, чтоб их до дома Марьиного проводить никто не брал, знали, что после этого сами могут остаться без ее поддержки.
Подъехав к дому, Федор кинулся выполнять поручение, хотя больше всего ему хотелось подойти
