всем известных, лет, когда в Германии так хорошо топили…
Словом, подразумевалось, что человеку нелегко решиться на столь крутое Восхождение в Святую землю. Синдикат предлагал рискующему множество подпорок, подъемников, ступеней и страховочных ремней. Размахивая молотками, мы сами вбивали в скалы крюки под неуверенные ноги восходящих. Мы страховали их своими спинами и плечами, подсаживали, надсаживались, обливались потом и тяжело матерились.
Эта вредная работа в полевых условиях не каждому была по плечу.
В утробе московского отделения Синдиката действовали несколько департаментов.
Одним из главных, коренных, важнейших был, конечно же, департамент Восхождения;
Департамент Юной стражи Сиона, со штатом молодых разбитных сотрудников, работающих по договору подряда, – самым многочисленным;
Недавно созданный департамент Загрузки ментальности должен был исследовать самосознание наших подопечных и тренировать его, как тренируют альпинистов перед восхождением – постепенно увеличивая нагрузки.
Самым косным, громоздким, привязанным к изучению языка, был департамент Языковедения.
Главы департаментов, эмиссары, звались синдиками.
На московское представительство было нас восемь Высоких Персон Послания… – и восемь синдиков прекрасных…
Вот, собственно, и все…
Ах, да! Про себя и забыла.
Я занимала должность главы департамента Фенечек-Тусовок.
Из «Базы данных обращений в Синдикат»
Департамент Фенечек-Тусовок
Обращение номер 345:
Мужчина, уверенным басом:
– Не подскажете ли, каков статус эстонского языка в Израиле?
Все эти звучные названия «департаментов» означали – несколько комнатушек в здании бывшего детского сада, давно не ремонтируемого, но хорошо укрепленного на случай «в случае чего». Колючая проволока поверх высокого забора, специальная будка, из которой по четырем телевизорам охранники в разных ракурсах наблюдали посетителя, посмевшего приблизиться к железным воротам садика.
И наконец, проходная, где наши опричники разбирались с посетителями по-настоящему.
Пропускной системе на входе в офис Синдиката могли позавидовать любой банк, любое посольство, любой секретный военный объект.
Однажды я купила новую шляпу, и меня не пускали битых полчаса.
Я бесновалась, кричала в переговорное устройство:
– Шая, ты что, не видишь, что это я?!
– Повернись, – отвечал он, сверяя мой профиль в новой шляпе с моей служебной фотографией.
А уж постороннего, желающего проникнуть в детский садик, разоблачали до положения риз, до ничтожной запятой в биографии, до последней жилочки души, до кальсон,
