вариантом, родители Антона приняли Аню, она была скромной и аккуратной, – в общем, все звёзды сошлись удачно для будущего брака молодых людей.
Однако, когда первая волна полнейшего очарования человеком прошла, она стала постоянно натыкаться на камни их несоответствия, а точнее, на его требование: «Соответствуй!» Не до конца понимая, чему и почему она должна соответствовать, но слыша это слово чаще всего, в ней то поднималась былая волна противостояния любым рамкам, то затишье святой веры, что он прав и она должна быть «за» мужем.
С Антоном она и правда изменилась: стала более женственно одеваться, тише смеяться, меньше говорить. Будучи светом от природы, она стала будто его тенью, с тайным стремлением отстоять своё право светить так же ярко, как и супруг, которое он всячески подавлял.
– У нас нет ребёнка, потому что ты его не хочешь!
– Да, я хочу сделать себе хоть какое-то имя, прежде чем исчезнуть в декрете!
– Да какое имя, таких «талантливых» журналистов, как ты, – полным-полно, а годы уходят, чем раньше ты родишь, тем лучше!
– Будто это от меня зависит, почему ты всё время будто винишь меня!
– Ну ты же не можешь забеременеть!
Аня хотела было возразить: «Это ты не можешь зачать!» – но осеклась, зная, в какое бешенство это его приведёт. Он весь побагровеет, даже его залысины, начнёт кричать оскорбления, она не сможет сдержаться и начнёт кричать в ответ, они оба окончательно выйдут из себя и наговорят такого, о чём потом будут жалеть. И Аня проглотила его реплику… губы дрогнули, она развернулась и вышла из их комнаты на кухню, где свекровь, скорее всего услышав весь разговор, наверняка уже сидит с каменным лицом, олицетворяющим полную поддержку сына.
***
Иногда ей казалось, что они слишком разные. По-настоящему едины они были в горячей политической полемике с друзьями, во время судебных заседаний, в которых он участвовал, а она приходила слушателем, и на митингах. Однажды на одном из них его даже повязали вместе с Калининым, грубо запихнули в автозак и посадили на трое суток. Это были самые тяжёлые и самые счастливые трое суток их брака, она чувствовала себя настоящей женой декабриста и просто сгорала от страха, тоски, восхищения и нежной любви к своему мужу.
Там, на сцене перед толпой в несколько сотен тысяч человек, держащих плакаты, транспаранты, флаги, скандирующих кричалки в поддержку стоящих на этой сцене, будучи даже не первым лицом, не главным персонажем, а тенью, второй рукой, – человек всё равно чувствует себя героем сегодняшнего дня. В этом действе много азарта, смелости, веры, воодушевления, совершенного внутреннего ликования. Кулаки взлетают вверх, сотни улыбок смешиваются в одно общее настроение.
Антон любил заходить на площадь с самого дальнего от сцены конца, как обычный митингующий, через кордоны полиции, рамки. Заходишь, толпа ощущается не сразу, сначала люди разрозненно бредут в сторону центра, стремятся примкнуть к массе, слиться с толпой. Кто-то побаивается и стоит в стороне, кто-то целенаправленно
