нщинами мужчины уже не хотели быть. Даже сами женщины не хотели быть с женщинами, прекрасно понимая какие последствия их ожидают. А это для них равносильно обоюдному суициду.
Она хотела подать мне пиджак, но я не позволил. Я видел, что в очередной раз где-то перегнул, и она начала влюбляться. Её муж подолгу отсутствовал в своих рейсах, зарабатывая не слишком большие, но и не маленькие деньги, которые в принципе уходили только на быт и на капризы жены, одним из которых являлся я. «Сегодня на тысячу больше выходит.» – резко и хладнокровно отрезал я. Другого способа вернуть её на землю я не видел. И это сработало, как ни раз уже бывало. Взгляд её помутнел, она побагровела, и вручила мне положенную сумму. Она вернулась к своему давнишнему мнению, что я неисправимая меркантильная свинья. Мне хватило наглости пересчитать деньги дважды перед её носом, чтобы мой урок оказался для неё ещё реалистичнее. Ей на глаза наворачивались слёзы и она уже была не в силах держаться, чтобы не ударить меня, но сама понимала, что это будет фатальная точка, отделяющая её одинокую жизнь от временного удовольствия. Единственное, на что её хватило, так это громко хлопнуть дверью за моей спиной. Я улыбнулся.
Что ещё оставалось делать? Кто ж ей доктор, если в своё время она отказалась от любви ради этой непонятной стабильности, которая то и делала, что создавала порочность и пачкала совесть. Хотя и вопрос совести тоже не однозначен. Мне таких уже не жаль. Все они имели свой шанс, но всегда находили причину, по их мнению очень весомую, чтобы отворачиваться от истины в погоне за бумажками, славой, властью, карьерой и второстепенных вещей. Заговори я с ней о любви, она бы начала находить кучу слов, определяющих её, но без понимания того, что любовь не требует определений: это состояние, которое возможно только услышать своим сердцем, а не находить понимания в словах. Потому что любовь по своей сути не психология и не внешнее проявление. Любовь – это то, что можно получить в дар от великой удачи, и очень легко потерять, изменив себе. Чтобы всё это скинуть с себя я поехал прямиком к Еве. Она была готова меня принять в любое время. Там я мог отвести свою душу, хоть и не полностью, но меня это немного утешало: что я имею то, что хочу, а не то, что хочет меня. Отчасти это тоже был самообман.
Осознав, что мне никто не нужен, я стёр грань своей личности и не заметил, что и себе я тоже не нужен. Слишком огромная пропасть появилась между моим телом и тем, кем я был внутри. В этом скафандре оказалось слишком много места. У Евы я мог и поесть и принять ванну с морской солью, и выпить хорошего вина. В общем, я мог таким образом отдохнуть, хоть и платил за это соответственно. Я бы мог всё это сделать и сам, без участия женщины, и не переживая за отсутствие секса. Но мне было интересно просто смотреть в их глаза и слушать их заумные изречения, одновременно проводя параллель с той жизнью, которую они получили. И это поистине заставляет смеяться.
Когда мы закончили с Евой, я ожидал, что она начнёт говорить: – «Слушай. Я знаю, что возможно тебе всё равно что я скажу, но почему бы тебе не найти просто девочку, воспитать под себя и любить её без всей этой фальши? Я же вижу, что это не твоё; даже не по тебе, но ты продолжаешь заниматься всем этим, возможно мучая себя ещё больше». Чего и требовалось доказать, – шлюха учит меня жизни. Это у них в крови. Женщины почему то всегда уверены в том, что определённо знают, что лучше для мужчины. Я знал её историю и не хотел давить на больное. Говорить что-то было бесполезно; ни к чему. К решению молчать приходишь со временем, когда начинаешь замечать всю непробиваемую тупость людей. Мои слова ничего бы не изменили ни в ситуации, ни в дальнейшем. Она всё равно будет заниматься своей мирской жизнью маленькой дырки, в контрой нет ничего настоящего; потому что большинство привыкло замечать настоящее, истинное только при условии физического контакта и влияния на их ничтожные жизни. Я ничего ей не ответил и просто смотрел в окно, за которым начинался первый майский дождь. Из открытой форточки в комнату залетел запах влажной травы и цветов абрикосы. Я закрыл глаза. Мне было невероятно приятно. Моё я отсоединилось от тела и получало удовольствие от звуков и запахов улицы. Капли били по карнизу и по крыше. Большего мне и не нужно было. Я собрался уходить, она всё ещё смотрела на меня. Я достал все деньги от предыдущей клиентки и положил ей на стол. Она быстро их схватила, заметив, что там больше обычного, больше положенного. «Но здесь больше на тысячу!» – непонимающе воскликнула Ева. «Сегодня день памяти моей потери. Помяни пожалуйста». – сказал я, открывая двери. «Ты кого-то потерял? Кто-то умер?» – спрашивала она с состраданием. «Да, – отвечал я, – свою любовь». И закрыл за собой дверь, напоследок заглянув в ее глаза, которые были так же пусты, как и сердца бестолку снующих по улицам людей…
Broadcast 2
Я оставил себе немного денег для какого-то существования. Все остальное отдал ей. Я спустился вниз по лестнице, вытирая ладонью пыльные перила, вышел на улицу, заполненную запахом свежего дождя и посмотрел на окна ее обители. Очевидно, что она сейчас сидит и пересчитывает все те деньги, питая себя фантазиями о том, на что она будет их тратить. В итоге она так никуда и не поедет, а просто накупит себе новых старых вещей, в попытке зацепить
