кассе, справилась о ближайшем отходящем пароходе, выбрала себе каюту. Попросили заплатить. Она полезла в карман и увидела, что имеет при себе лишь пару долларов. Вызвала по телефону Централ-Трест и попросила Тэкса Дэргема тотчас же приехать на Бродвей в Ллойд-бюро и привезти ей деньги.
Она ждала минут десять. Но приехал не секретарь, а сам Паркер Брискоу, видимо взволнованный.
– Тэкс передал мне, что вы здесь, – сказал он. – Я привёз деньги. – Он подошёл к окошечку и подал служащему деньги:
– Выберите лучшую каюту для мисс Войланд!
Затем он вернулся к ней, отвёл её обратно в приёмную залу и сел возле неё.
– Мисс Войланд, – начал он. – Как видите, я не чиню вам никаких препятствий. Поезжайте в Европу. Быть может, это и лучше – вы проникнетесь другими мыслями. Но позвольте мне повторить вам, что я не настаиваю на нашем соглашении. Моральное – или, точнее, аморальное – обязательство, принятое мною по отношению к Гвинни, я разрешу. Я ещё не говорил с ней основательно, но даю вам слово, что я это улажу!
– Вы кое-что забыли, – ответила Эндри, – вы ведь приняли обязательства и по отношению ко мне.
– Знаю, знаю! – воскликнул он. – И ничего не забыл. Все, что обещал, уплачу вам до последнего доллара.
– Мистер Брискоу, – сказала она спокойно, – Вы заблуждаетесь – этим вы нашего договора не исполните. У вас была мысль, и для её осуществления вы купили меня. Я приняла ваши деньги, но вовсе не подарок от вас. Поймите это хорошо!
Он потёр руки, стиснул их, точно давил орехи.
– А если я не хочу, если я уклоняюсь, – воскликнул он.
Она покачала головой.
– Уладьте это с вашей дочерью. Если откажусь я, как вы хотите от меня сегодня, то и Гвинни на это согласится. Если же я настаиваю, то она никогда этого не сделает. Вы это знаете так же хорошо, как и я, мистер Брискоу.
Он промолчал, вздохнул. Когда он снова начал говорить, голос его звучал совсем иначе:
– Штейнметц послал мне вчера одного человека, конечно, немца. Немцы всегда фигурируют в роли людей, делающих невозможные вещи возможными. Я договорился с ним, предоставил ему полную свободу. Но в ту минуту, когда он сегодня утром уходил из моего кабинета, я ясно понял, что это – обыкновенное преступление и ничто иное! Врачи – они, уж конечно, ухватятся: это – их занятие, их честолюбие. А немец будет их подстёгивать. Он делает это ради долларов и потому, что ему занятно участвовать в таком деле. Но безумная идея исходит от меня одного. Я – причина, а вы, вы, мисс Войланд, из-за этого погибнете!
Она ответила:
– Бросьте, мистер Брискоу. Умру я или нет – эту опасность я принимаю на себя. Вам не удастся меня переубедить…
Она оборвала свою речь. Затем медленно продолжала:
– Для этого существует только одна возможность…
– Какая? – с живостью спросил он.
Она поднялась, сделала несколько шагов, остановилась.
