он давеча окрестил «Чернушкой».
– Ты чего увязалась за мной, а? – прижмурился шуршик. – Поиздеваться решила?
«Чернушка» смотрела на Тука то одним, то другим глазом и что-то себе думала. Казалось бы, Тихоне следовало просто схватить её, свернуть шею, запихнуть в мешок и сделать запись в строке меню о курином супчике на ужин, но что-то внутри дрогнуло, и Тук умилился.
– Шла бы ты домой, – сказал он не без удивления самому себе. – Ты же для меня только пища… Ну, принесу я тебя в замок, ну ощипаем мы тебя… И не стыдно будет? А потом ведь всё равно съедим…
Но «Чернушка» продолжала вертеть головой, с любопытством разглядывая незадачливого похитителя. Так они и продолжили свой путь в неуверенном смущении по отношению друг к другу, пока не оказались в лесу.
Здесь Тук остановился, потянул носом воздух и углубился в заросли можжевельника, росшего вдоль дороги. «Чернушка» непонимающе посмотрела ему вслед, окинула дорогу тревожным взглядом, хотела было вопросительно квохтнуть, но передумала и тоже растворилась в дикой поросли.
Все мысли, все чувства, все инстинкты в эту минуту сосредоточились на кончике носа шуршика. Печали и самоедства как ни бывало. Тихоня вновь почувствовал знакомый привкус азарта лихой охоты, потому двигался осторожно, подобно ветру, блуждающему в кронах деревьев. Вероятно, оттого эти существа и назывались шуршиками, ибо могли перемещаться по миру едва уловимым дыханием ветра. Вскоре меж деревьев показался просвет.
На поляне сидел разбойник – угрюмый детина с густыми бровями, низким любом и густой щетиной. Разбойник перебирал лежащие перед ним вещи, совершенно не обращая внимания на перепуганного крестьянина, что стоял навытяжку и с тоской взирал на нехитрый свой скарб.
– Всё, батя, свободен, – оживился бессовестный бугай, вынимая из торбы краюху хлеба, три варёных яйца, соль, несколько головок редиски, тушку курицы и самое главное: бутыль с домашним вином. – Свободен, я сказал! И моли бога, что жив остался…
В последний раз кинув взгляд на потерянное хозяйство, крестьянин повернулся и пошёл прочь по тропинке, исчезающей за кустами дикой малины.
Ноздри Тихого Тука вновь щекотнул знакомый запах домашней птицы. Он обернулся. Рядом с ним, вынырнув из-за дерева, как ни в чём не бывало, удобно устраивалась «Чернушка».
– А ну, м-марш отсюда! – зашипел на неё Тук и тут же замер, потому что над его распростёртым в еловых иголках телом вдруг раздался низкий бас.
– А ты, парень, что здесь делаешь? Что вынюхиваешь?
Разбойник возвышался над шуршиком, вперив руки в боки.
«Судя по всему, удача улыбнулась мне! – подумал похититель кур и аж засветился внутри. – Он не узнал меня!»
Мрачный бугай, действительно, видел перед собой паренька лет двадцати – двадцати пяти, довольно щуплого и не представляющего
