хочу. Слушаю.
– Это я тебя слушаю. Почему опаздываешь на уроки?
– Меня только за двадцать минут предупредили, что литература у них первым. Я же не знала. Вообще хорошо, что проснулась и телефон включила.
– Вообще-то вы обязаны быть на работе с 8:30 вне зависимости от того, есть у вас первый урок или нет. Много раз говорила. Это время отдыха детей, не ваше. Это понятно?
(На «вы» снова – что это значит?)
– Понятно.
В комнате пахнет «Изабеллой».
И здесь ощущаю.
– Хорошо. Опаздываете – ладно, тем более что положение особое, непредвиденное. Допустим, вам и впрямь было сложно адаптироваться, вы же новый человек здесь. Но скажите, что это за ситуация с Ильёй? Почему мне звонит в ужасе мама Яны, говорит, что на уроке совсем нет порядка, что дети отключаются прямо посреди урока, что учительница не может наладить дисциплину? И это в «Zoom» – что же на настоящем уроке будет? Они у вас на уши встанут? И это десятый класс, адекватный. Как мы вам восьмой дадим, когда они…
– Вы же знаете, что мама Яны – больная. Извините.
– София Александровна! Разве то, что человек внимательно относится к тому, что происходит с его ребёнком, с классом его ребёнка, – плохо? Все бы учителя так относились. И что за слова такие – «больная»? Вы отдаёте себе отчёт?..
Отдала давно. Но это неправильно. Она вообще должна была выйти из конференции, не слушать. Тоже мне, общественный наблюдатель.
Села на стул. Долго предстоит, по всему. Но я не хочу. Почему должна слушать?
– Я не сделала ничего плохого. Она бы за собой смотрела.
– Мы сейчас не её поведение обсуждаем, а ваше. Мне вообще кажется, что вы ведёте себя крайне непедагогично. У мальчиков самое сложное время, они меняются, может, вы ему понравились, мы же все взрослые люди, понимать надо. Книги по подростковой психологии читать. Вот вы читаете? А с ним соревнуетесь. Кто кого…
На кухню заглянул Ваня, растерянный. Сейчас, киваю, сейчас заканчиваю.
– Я пытаюсь найти к нему подход. Честное слово, пытаюсь. Но нет, книг под подростковой психологии не читаю, честно. Я всё как-то больше современную переводную прозу, потому как интереснее.
– Надо нормально вести себя, как положено. Нечего выдумывать, выделываться через каждое слово.
– Да. Да. Честное слово, Фаина Георгиевна, не буду больше.
(Хочу уже к «Изабелле» вернуться.)
– Честное слово. Тебе двадцать семь лет.
Да.
Отключаюсь, поднимаю глаза на Ваню. Мне двадцать семь лет. Мы не женаты.
– Там, наверное, спагетти уже ледяной коркой покрылись, – говорит Ваня.
– Не сердись. Тут просто с одним парнем проблемы.
– Почему проблемы надо решать в нерабочее время, не понимаю. Они что, училки эти, совсем без личной жизни? Та, которая с мужиком, не будет вечером никому названивать.
А чем мужик мешает названивать? Ничему он не мешает. Вышла и названиваешь.
Встаю и обнимаю его
