папе пересказывать – ни про отчима её, ни про Всеволода. Но только думаю, что если бы меня парень попросил приехать – нашла бы как-то денег на такси.
Но у Всеволода длинные тёмные волосы, вечно словно бы грязноватые, путающиеся, поэтому не хочется представлять себя на месте Алёнки. Илюша и то симпатичнее, хотя и маленького роста. Может, вырос за полтора месяца.
– Почему трудно? По учёбе?
– Нет, по учёбе хорошо.
То есть плохо, конечно. Может, по литературе что-то и скажет. По другим никогда не писала и не станет, сейчас тем более никто не заставит. Кажется, Макшанская просто не верит, что будет ЕГЭ, что он когда-нибудь будет иметь к ней отношение; только не к ней.
А Яна и тот парень из другой школы вечерами гуляют.
Видела сама, когда в подъезд выходила – сама не знаю зачем выходила, просто захотелось позавчера себя куда-то деть, в подъезд хотя бы. Так вот посмотрела в окно – сидят на лавочках, а в руках банки. Они пиво любят, вишнёвое.
Вкусное?
Надо будет у Алёнки спросить.
Но она в душе, ей не до меня.
И ясно, что на русиче не появится.
Может, потом на алгебру, потому что иначе Тамара всем пистонов вставит.
Блин, алгебры же не будет, точно. Интересно, с чего бы это, когда Тамара всегда первой орала, что самое важное у нас – с ней? Говорила – раз годовую контрольную никто не отменял, то напишем «по интернету». Так и говорит – «по интернету». Но никто не смеётся, потому что и верно контрольная будет, и не решит никто, кроме Илюши и ещё парочки умников, и Тамара будет звонить родителям. Всем. Даже маме Яны.
И никто не боится, конечно, всем всё равно.
Но смеяться не будут.
Мама Яны ходит на работу.
Моя мама в отпуске, поэтому спит.
О родителях Всеволода ничего не знаю, родителей Ани отправили в отпуск за свой счёт, родителям Аси не продлили договор, отец Илюши – дизайнер, на себя работает, а мать – не знаю кто. У нас пока всё хорошо. Университет отцу деньги платит. А у Алёнки трындец, но так всегда было.
Получается, что моей маме тоже не продлили договор, потому что отпуска в мае не бывает.
Но она об этом думает сама с собой, а на папу только из-за сигарет кричит, а на меня – ну, если Тамара будет звонить, то закричит точно. А потом ляжет на кровать и скажет, как устала от всего, что сколько можно сидеть в квартире, что как мы выйдем потом, какими бледными будем, какими растерянными, как от солнца отвыкнем.
– Мама, выходи на мой балкон. Я не против.
– Нет, в твою комнату больше не захожу.
– Потому что ты тогда не постучалась. А если стучишься – то пожалуйста, заходи, только рада буду.
– Нет уж. Больше ни ногой.
(Я и вправду тогда накричала, что нечего. Но стояла голая по пояс, а гости были (до всего) – и чего она дверь распахивает во всю ширь? Вот и накричала.)
И мне жалко, когда у мамы голова болит. Поэтому не хочу, чтобы Тамара звонила.
– Ну,
