той стороне дороги. По ходу, маршрутки опять застряли в пробке.
С некоторых пор Сашка, любивший поспать, вставал раньше солнышка. Пока добирался в пустом автобусе, который мчался к истокам речки, в горы, до чай-колхоза, как раз начинало светать. Колхоз имени Ленина давным-давно – тогда Сашка еще пешком под стол ходил – развалился, чайные плантации одичали, заросли колючей ожиной, но лет пять назад земли колхоза скупил московский плантатор Кошман, и мацестинский чай через пень-колоду стал возрождаться. Отец рассказывал Сашке, что когда-то пионеры проходили летнюю трудовую практику на чайных плантациях. На складе выдавали круглые корзины, точно нарочно сплетенные для медведя, чтобы он мог посадить туда Машу, талию обвязывали капроновым чулком (край чулка продевался через верхние отверстия лыкового плетения), корзина висела с левого боку и била при ходьбе по ногам. Дети вручную рвали флеши – верхушки чайных побегов: два едва развернувшихся листика и над ними – новорожденная почка. Выезжали с бригадой чаеводов затемно, тряслись в кузове грузовика, с натугой поднимавшегося в гору; собранный чай несли к дощатым сараям, построенным вблизи плантаций; норма была – десять килограммов в день, работаешь до тех пор, пока не соберешь; приемщица взвешивала на больших стационарных весах наполненные чаем корзины, особо ушлые совали в утрамбованное листьями пахучее нутро камень – и еще до обеда выполняли норму (когда высыпали чай на бетонный пол сарая, то камень незаметно выбрасывали). «А ты мухлевал?» – с любопытством спрашивал Сашка. Отец качал головой: дескать, одного пацана Леню Зарвирога застукали с этим булыжником, так чуть не исключили из пионеров. Нет, таких ловкачей не уважали, в основном все трудились честно.
Порой автобуса не было – и Сашка опаздывал; он мечтал о мотоцикле, но пока денег не хватало. Его напарники – все под шестьдесят – жили на центральной усадьбе бывшего колхоза, в селе Измайловка. Здесь в одну из прошлых кавказских войн возвышался бревенчатый форт, где был расквартирован Измайловский лейб-гвардии Его Императорского Высочества Николая Павловича полк; деревянную крепость осаждали упорные убыхи, после бесследно растворившиеся за морем, в Турции. Форт в один из набегов сгорел, а лейб-гвардейское название местности осталось.
Бывшие колхозники наперекор всем преградам тащились в далекий Город: пробки не казались сельчанам таким уж большим испытанием. Только в Южной Столице была настоящая, курьерским поездом летящая жизнь, только тому, кто оказался в Городе в нужное время и в нужном месте, могла улыбнуться золотыми зубами проводница тетенька Фортуна. Да, это стоило любой многочасовой пробки. Сашка один, против течения реки, приезжал со стороны Города; в Измайловке он торопливо выскакивал из автобуса, в двери которого ломились сельчане всех возрастов. Иногда случалась такая давка, что старенькая отцовская рубаха не выдерживала напора и начинала отстреливаться пуговицами.
Когда-то и Сашка рвался в Город. Поступив после школы в местный
