недоуменно замер, прекратив барабанить, потому что ничего не понял. Но затем взялся стучать с новой силой.
– Ага, там все-таки кто-то есть! Откройте дверь, я умираю от холода! Ну же, откройте!
– Пошел вон! – гаркнули прямо за дверью. – Проклятые ирландские попрошайки!
– Я вас не понимаю, – чуть не хныкал Матвей. Близость тепла по ту сторону двери мешала ему соображать, а зубы стучали с такой силой, что можно было больше не барабанить – зубы компенсировали. – Ну пустите ненадолго, я скоро уйду. Могу просто в прихожей посидеть! Я никому не помешаю!
Тот, кто был за дверью, очевидно, решил не обращать внимания на мальчика, потому что шорохи утихли. Матвей продолжал не сдаваться: он вновь застучал по хлипкой деревянной двери.
– Да чтоб вас! – выругался он, подражая своему отцу. Тот тоже так ругался, когда у него что-то не получалось. Но в этот раз буквально стоял вопрос жизни и смерти. Матвей уже перестал ощущать свои мизинцы на ногах и мечтал, чтобы все это прекратилось. – Пустите!
Неожиданно кулак провалился мимо двери. То есть, конечно, не провалился, просто дверь распахнулась и на пороге оказалась грузная и очень злая женщина. На ней было надето странное старомодное платье в пол, глухо застегнутое под горло, а на плечах была шаль. Ее лицо было испещрено морщинами, хотя ее нельзя было назвать старой – скорее, усталой, а ее каштановые волосы с проседью были аккуратно зачесаны назад. Матвей случайно задел ее по юбке кулаком и тут же опустил руку. Он уставился во все глаза на женщину, а та уставилась на него. Некоторое время они молчали, рассматривая друг друга.
– Чего тебе? – женщина открыла рот, произнеся какие-то слова, но он ничего не понял.
– Что? – переспросил мальчик, глядя на нее в недоумении. Она будто бы что-то говорила, но слова были непонятными.
– Чего ты там говоришь? – переспросила женщина, явно начиная злиться. – Чего среди ночи колотишь?
– Что? – снова переспросил тот, напоминая глупого попугая. Он даже открыл рот от изумления.
Женщина скрестила руки на груди, сурово глядя на него.
– Хватит ломиться в наш дом, тут тебе ничего не подадут. Уходи!
– Что??
– Я тебя не понимаю, – разозлилась она, берясь за дверь, чтобы захлопнуть ее перед носом мальчика. – Проваливай!
– Я вас не понимаю, – чуть не плакал Матвей, дрожа от холода. «Пусть это прекратится, пожалуйста, пусть все это просто прекратится», – думал он.
– Я… – женщина словно передумала закрывать дверь и внимательно посмотрела на мальчишку. Тот был одет странно, в какую-то яркую одежду неестественных цветов. И лопотал что-то на своем языке. Точно какой-то цыганский оборванец. Сердце у женщины все-таки сжалось от жалости. – Я. Тебя. Не. Понимаю, – четко, словно умалишенному, проговорила она.
И тут Матвея наконец-то осенило: она говорила на английском! Вот почему он
