ушая мифы о брате, отказавшимся от бессмертия ради брата, и бредут дальше… горя по-разному, живя по-разному, но всегда вместе.
Эра рыб, безвольно плавая в бульоне Фороса, уступила место эре Водолея. Пришло время перемен. Китайцы схватились за голову. Россияне за рыночную экономику. Запад довольно потирал руки – рухнул оплот зла – Советский Союз. Развалился на разноцветные куски Красный Гигант. Идеология растворилась в голодных желудках трех сотен миллионов человек.
Маятник, натянутый красными пророками до последнего предела, возвращался, сшибая на своем пути зазевавшихся ротозеев. Интернационал – международный пролетарский гимн теперь не пели, но более чем актуально стало опять: «Весь мир насилья мы разрушим до основания, а затем, мы наш, мы новый мир построим – кто был никем – тот станет всем!»
Новый мир – это демократия – право правого. Если раньше стояли в очереди порядком – стояли организовано, терпели, но стояли, то теперь полезли со всех сторон, без оглядки, по головам. Девиз наступившего времени: «Наглость – второе счастье! Кто умеет крутиться – тот на коне!»
Москва – столичный мегаполис, политый обильно демократией – неведомым доселе удобрением, распустился, как огромный цветок. Садовник появился вовремя, как спасение. Умело повел дело в мегаполисе по благоустройству и облагораживанию лужков: где надо удобрит, где надо взрыхлит; где проредит, где рассадит; где подрежет, где привьет; где паразитов потравит, где натравит… В хозяйственных руках цветок расцвел. Остальные цветы в саду загибаются. А главный цветок благоухает и сочится нектаром. Цветок жизни и цветок убийца – привлекает насекомых со всего сада.
Со всех концов развалившейся империи в Москву полетели, кто мог стать на крыло, ехать на колесах, плыть на веслах. Автостопами. Цыганскими таборами. Всеми правдами и неправдами. Короче говоря, стекались в Москву и «сливки» и «отбросы»: Семижильные трудяги и бездельники. Научные работники и джентльмены удачи. Медалисты и неучи. Спортсмены олимпийцы и молодые хулиганы. Талантливые артисты и неординарные авантюристы. Всех манила возможность половить рыбу в мутной воде. Желание стать пророком и утереть нос отечеству.
Всем понемногу наградила природа молодого парня по имени Джахид – Джони, как прозвали его в детстве в родном патриархальном Азербайджане. Еще недавно Азербайджан составлял для Джони целый мир, покрытый преданиями и легендами, как золотой песок лазурными волнами Каспия. Мир, который после развала Союза показался ему тесным. Предания и легенды, как и беззаботный, сочащийся сладким гранатовым соком период детства остался позади. Впору брить или отпускать усы, вставать на крыло взрослой самостоятельной жизни. Но все теплые места заняты, некуда преткнуться без поддержки. А гордость не позволяет кланяться выскочкам – новым азербайджанцам, или перекрасившейся элите, занявшей лучшие места, и прописавших там своих детей и внуков.
Сказка, в которой герой идет искать счастье за три моря, показалась Джони подходящим сценарием. Подобно деду, в молодости уехавшему из дома на ишаке, протрясшего бурдюки до взбитого масла по Ирану и Турции, кочевавшего с мамлюками по пескам Алжира и Египта, дошедшего до Мекки и Медины… пропавшего без вести, неожиданно вернувшегося после войны в конце 1945 года из Румынии героем и уважаемом коммунистами человеком. Построил большой красивый дом в Баку и положил начало их роду. Но Джони не застал благополучия своей фамилии. Как ветры с Каспия, переменчива оказалась милость коммунистического режима. Их дом исчез под натиском песчаных бурь перестроек – новостроек.
Легенды о великом дедушке не давали Джони покоя. Впитав их с детства, он положил если не превзойти, то хотя бы быть под стать деду. Правда, деду помогал талисман, найденный в неведомых землях. И Джони намеревался найти свой.
В отличие от прославленного деда, Джони привлекал не витиеватый узор Ближнего Востока, а простор матушки России. Он заинтересовано поглядывал на земляков, вернувшихся с северных широт некогда одной огромной страны. Это были люди другого качества, как вернувшиеся с победной войны гусары. Пока местные, запутавшись в перипетиях наступившего времени, держались за многовековые адаты, земляки на чужбине бороздили просторы молочных рек и кисельных берегов. Они возвращались на фантастически крутых иномарках, и разъезжали по городу, собирая любопытные и завистливые взгляды; при этом происхождение машин, как лошадей на войне, было сомнительным. Они были одеты по моде всевозможных последних писков, и щеголяли перед знакомыми, давая потрогать красивую пряжку, пощупать ткань брюк или помереть кепку; причем одна вещь могла быть не по размеру или не подходить по стилю. Их выделяло наличие карманных денег и широта души. Блеск глаз, особенно при воспоминаниях о сочных северных Наташах. Джони догадывался, что большая часть таких гусар были подонками. Но был убежден, что женщины любят подонков. Он желал примерить такой халат и на этом поприще чувствовал свои молодецкие перспективы.
И, конечно, Джони манила красавица Москва, с ее непредсказуемым
