и продавца на самый разнообразный товар: недвижимость, мебель, оргтехнику; цветные металлы; пчелиный, змеиный яд, медвежью желчь, оленьи рога, тигриные кости и прочее, прочее, прочее. Те редкие счастливчики, кому удавалось схватить удачу за хвост и в короткое время поднять «капусту», попадали под действие закона: «Легко пришло, легко ушло». Или: «Бог дал, Бог взял». Тут же процветал игорно-лохотронный бизнес и, конечно, похоронный, кладбища так не росли аж со времен войны.
Когда утреннее солнце позолотило горизонт, Джони поцеловал мать, обнял отца, потискал Барбоса. Перекинул через плечо полупустой рюкзак со спортивным костюмом, полотенцем и сменным бельем. Покурил на углу с приятелями, и хорошее настроение понесло его на крыльях надежды к стоянке дальнобойщиков. Откуда он, как младший караванщик, точнее, как сопровождающий груза сельскохозяйственной продукции, сядет в провонявшую соляркой кабину еще бодрого «Камаза», закинет рюкзак за подголовник и без особых происшествий благополучно доберется до одного из столичных рынков.
Через неделю скитаний, вдохнув полной грудью ширь простора, распрямив позвоночник, принявший форму кресла кабины, смыв с рук и лица дорожную копоть, Джони не станет искать других путей, прибьется к рынку на юго-западе Москвы.
В годы перемен возле каждой станции метро возникали рынки. Олицетворяли они пущенную на самотек экономику страны. Продуктовые, вещевые, хозяйственные, технические, антикварные и прочие отношения принимали вид базаров, ярмарок, барахолок, блошиных и птичьих рынков.
Предварял каждый такой рынок живой коридор бабушек, предлагавших тот товар, который сподручней перехватить на ходу или по ходу. Все перевернулось с ног на голову, страна превратилась в одну сплошную барахолку. Раньше стояли в очередях спроса, теперь стали в очереди предложений. Тогда готовы были положить три цены за дефицит, сейчас любой каприз за ваши деньги. Пройдясь по такому коридору можно было наслушаться последних новостей, полезных советов и даже узнать свое будущее.
Джони считал бабушек коллегами и дружил с ними. Отсутствие конкуренции, устраняло почву для конфликтов. А в самых простых, насущных, бытовых вопросах помогало. Помыкался Джони по углам и скоро понял: «Где колхоз, там разруха». Проживание земляческими шалманами в коммунальных квартирах сулило пустым холодильником, отсутствием денег и постоянными приводами в милицию. Как следствие, расшатанными нервами и подорванным здоровьем. Поэтому это была вынужденная и, как надеялся Джони, временная мера. Запасной вариант, как завалявшийся в подкладке куртки жетон на метро, был припасен всегда. Со временем все должно наладиться. Бывало, везло, Джони проживал отдельно. Поселялся в новом месте с проблемами и посулами. Вылетал шумно и со свистом. Но всегда находил приют у сердобольных бабушек.
Одевался Джони, как и все молодые люди без лишних карманных средств, на рынке, хотя заглядывался
