встали с колен и стали складывать карты по линиям сгибов. Кровник приблизился к Луцику и Сахно вплотную.
– Идем туда, где река пересекается с железной дорогой, – сказал он еле слышно. – В пять сорок пять там проходит поезд. Нам нужно быть там в пять сорок максимум. А лучше в пять тридцать. Идем всю ночь. В восемь – самое позднее в девять утра нужно выйти на связь.
И уже громче:
– Все! Выходим!
Саморядов открыл глаза.
– Зема!.. – позвал он, – Петяня!..
– Я здесь, – глухо сказал Луцик и присел рядом с ним, – Здесь я, Леха…
Кровник взял ребенка за теплую узкую ладонь, и они тоже подошли на пару шагов ближе.
– Дай гранату Петяня… Посижу тут… Подумаю… Подожду тут кое-кого, кому ночь мать родная…
Луцик молча, стал отстегивать гранату с пояса. Саморядов вытащил из кобуры пистолет и положил на живот. Он посмотрел на мальчишку, на Сахно, на Кровника. Приподнял угол рта:
– А что, командир… кровососы есть, а я думал, брешут. А они есть. Даже подписку дал о неразглашении. Девкам не расскажешь…
Он принял гранату из рук Луцика и положил ее к пистолету, на живот.
– А если правда, что они есть, то может и правда, что они живут вечно? А? Командир? Вот же живут люди!..
– Не люди… – помедлив, сказал Кровник. – От солнца дохнут, где же вечно?
– А без солнца? – Саморядов, не отпуская, крепко держал руку Луцика. – А? Командир?
– От пули в башку точно дохнут.
– А если в них не стрелять?
– Не знаю… – сказал Кровник. – Неизвестно. Проверить нельзя…
– Никто не проверял… – покачал головой Саморядов и вдруг всхлипнул. Луцик опустил голову.
Саморядов крепко схватил его за плечи.
– Все, – Саморядов шумно задышал, – Все! Иди, брат… Пора! Идите!
Луцик нехотя встал с колена.
– Прости, Леха, – он медленно пятился, словно не решаясь повернуться к сидящему у дерева спиной. – Прощай.
– Прощаю… и ты меня прости.
– Конечно… – Луцик остановился и поднял руку. – До встречи, братка. Увидимся.
Саморядов слабо улыбнулся:
– Это точно…
Кровник протянул ему руку. Саморядов крепко сжал его кисть.
– Прощай, командир.
– Прощай, Леха. Прости.
Сахно тоже обменялся с ним рукопожатием. Протянул ему фонарик. Саморядов отрицательно покачал головой.
– Все, – прошептал он, – Все! Идите!
Кровник сунул кейс Сахно.
Крепче ухватил детскую руку.
– Бегом марш! – сказал он.
И наступила настоящая ночь.
Их четверо в этом лесу.
Четыре неясные фигуры во мраке.
Бредущие без дороги – напрямик.
В этом ночном лесу, пахнущем
