или начале марта. Руппин считал, что этот визит может иметь «большую пропагандистскую ценность» для Всемирной сионистской организации, особенно для проекта Еврейского университета. Памятуя о прошлом опыте общения с Эйнштейном во время турне по Америке (во время которого высокий гость уклонялся от «линии партии»)48, Блюменфельд полагал, что «абсолютно необходимо», чтобы и самого Эйнштейна сопровождал Гинзбург49, а Эльзу Эйнштейн сопровождала бы женщина, желательно Роза Гинзбург50. Таким образом, в этой поездке чета Эйнштейнов должна была заручиться покровительством официальных «теней». Что касается университета, исполнительный комитет должен был связаться с Вейцманом и выяснить у него, «какие проекты и пояснения нужно дать профессору Эйнштейну»51. Одновременно Руппин просил Вейцмана объяснить Сионистскому исполнительному комитету, «какие планы о проекте университета следует рассматривать как официальные». Это считали важным, поскольку, как полагал Блюменфельд, если никто не даст Эйнштейну никаких директив, «существовала опасность, что он станет поддерживать бессистемные мнения, которые услышит вокруг себя, а это уменьшит пропагандистский эффект турне»52.
Переговоры Эйнштейна с испанским научным сообществом о возможном приезде начались в 1920 году. По крайней мере две попытки пригласить Эйнштейна в Испанию были предприняты до его лекционного тура в конце февраля – начале марта 1923 года. В апреле 1920 года аргентинский математик Хулио Рей Пастор пригласил его прочитать серию лекций в Мадриде и Барселоне. Эйнштейн сообщил своему близкому другу и коллеге Фрицу Габеру, что он «обязательно […] должен поехать в Испанию»53. Однако поездка не состоялась. Больше года спустя, в июле 1921 года, математик Эстебан Террадас-э-Илья пригласил Эйнштейна читать лекции в Барселонском университете во время зимнего или весеннего семестров. Однако Эйнштейн отказался – в надежде, что приедет в 1922–1923 году54.
Буквально за несколько дней до того, как события приняли драматический оборот, совершенно поменявший контекст задуманного путешествия в Восточную Азию, Эйнштейн намекнул близкому другу Генриху Цангеру, что с учетом его недавней поездки в Париж и суматохи, вызванной его членством в международном комитете Лиги Наций по интеллектуальному сотрудничеству, он мечтает о смене декораций. Он признался, что «изнывает по одиночеству» и что путешествие в Восточную Азию означало бы «двенадцать недель покоя в открытом море»55.
Через шесть дней после этого письма Цангеру, 24 июня, министр иностранных дел Германии Вальтер Ратенау был застрелен среди бела дня на улице Берлина правыми экстремистами56. Убийство стало поворотным пунктом в истории молодой Веймарской республики и вызвало волну протестов во многих слоях немецкого общества, за исключением ультраправых. Немедленным его итогом стали массовые забастовки, политическая обстановка накалилась, и на горизонте замаячила гражданская война. В день похорон Ратенау прошли
