помчался, крепко вцепился в нее руками и никуда не отпускал от себя. На звездном экране образ Веры потускнел, но не растаял. Вместо ее лица перед глазами, сменяя друг друга, как в слайд-шоу, начали возникать другие женские лица – все те, кого я когда-то любил, с кем в конце концов расстался по разным причинам и о ком с грустью вспоминал одинокими холостяцкими вечерами. Если быть откровенным, причина всегда была одна – моя личная свобода, а поводов для расставания всех и не упомнишь.
Наконец это завораживающее мельтешение закончилось. Красивое личико Эллины – моей последней пассии, лукаво подмигнув, начало тускнеть и терять очертания. Но, к моему величайшему изумлению, на фоне звездного неба начал постепенно формироваться, набирая цвет, увеличивая яркость и приобретая объем, совсем другой знакомый до мельчайших деталей образ. Никакого отношения к моим любовным приключениям он не имел, и было весьма странно, что именно это лицо вытеснило все остальные. Чтобы избавиться от наваждения, я тряхнул головой, закрыл глаза, но голографический портрет Патриции упорно не собирался никуда исчезать и продолжал маячить перед моим внутренним взором.
Еще немного помотав головой и убедившись в том, что зеленоглазая бестия обосновалась там всерьез и надолго, я выругался вслух витиевато и смачно. Если бы кто-то из моих товарищей оказался сейчас рядом, он бы уж точно подумал, что Коршун изрядно перебрал. По большому счету, мне было наплевать, что обо мне подумают – кроме пары фужеров сухого вина и нескольких бокалов свежеприготовленного фруктового сока, ничего более существенного в мой организм во время вечеринки не попало. В отличие от одного дорвавшегося до выпивки гнома, я в полной мере осознавал, каково назавтра тащиться по офирской духоте с тяжелой похмельной головой. Помогло – навязчивый образ журналистки начал постепенно таять. Хотел ему вдогонку послать еще парочку «ласковых» слов, но не потребовалось – самоуверенное дерзкое лицо окончательно растворилось.
И все-таки перед тем, как войти в дом, я еще разок негромко выругался и на гномий манер (пронеси, Создатель!) похлопал себя по плечу. «Да чтобы между мной и этой самонадеянной мамзелькой, возомнившей о себе невесть чего!» В полном возмущении я набрал в рот побольше слюны и точным плевком отправил в центр гигантского соцветия какого-то местного «подсолнуха», одиноко прислонившегося широкими листьями к фундаменту. В ответ на мою артиллерийскую атаку из переплетений цветочных лепестков выползло нечто, отдаленно напоминающее своим видом шершня средней полосы, только раза в три крупнее и уж точно намного опаснее. Не дожидаясь, когда зверюга расправит крылья и начнет выяснять направо и налево причину своего беспокойства, я поспешил ретироваться в апартаменты, любезно предоставленные в полное мое распоряжение (смех, да и только!) бывшей любовницей.
Поднявшись по широкой винтовой лестнице на второй этаж и убедившись в том, что растревоженное насекомое не юркнуло
