понадеяться. Расшатывать страхи борьбой с ними всегда означало скорое нервное истощение.
Пальцы на босых ногах начинал сводить холод остывающей так быстро теперь земли. Ясэ пробиралась через полоски света между деревьев, собирая настоявшиеся запахи в память. Им предстояло исчезнуть совсем скоро. Ясэ же ждала дорога в большой город, откуда по слухам возвращаются уже без особенной страсти и внимания к тонким структурам нелюдимого леса. Их каменные стены делали слепыми и неяркими глаза, думала она, а души ламинируют в самый современный и прочный полиэтилен как кусочки мяса в магазине. Ее внутреннее молчание превращалось в задумчивость каждый раз, когда она считала дни до своего отъезда, но передумать она не позволила бы себе никогда…
Бабушка сидела на лавочке возле дома и курила, уставившись куда-то вдаль. Она походила на вождя племени Яки сейчас, ожидавшего бурю или наступление врага на горизонте. На завалинке, так называлась эта маленькая старая скамеечка, даже самый упертый и замкнутый на себе человек способен был ослабить собственную хватку и отрешиться от суеты. Она была аналогом коврика для медитации здесь. «Тот в тебе, кто заставляет постоянно над чем-то думать, покорно отойдет в тень и оставит тебя наедине с собой, как только ты приземлишь свою задницу на нее…», – часто повторяла, насмехаясь над гостями, бабушка. Ясэ сидела на скамейке по ночам. Кружка горячего крепкого чая, ворованная у бабушки сигарета и поверхность скамейки под спиной – единственное, что удерживало ее сознание спасительным парашютом в мире в такие ночи. Она погружалась с головой в звезды, чувствуя себя в их одиноком свете как дома. Ее внутренняя тишина была как будто каплей этого несокрушимого космоса, постоянным напоминанием о его крепких объятиях…
– Ты должна будешь помочь мне сегодня, – выпуская клубы дыма, проговорила бабушка. – Это мертвое чертово отродье все боятся трогать, а оставлять так тоже мало приятного. Я сказала им снять крышу с дома – священнику будет не так страшно. Дергается тоже как одинокий головастик в темной канаве.
– А я зачем? – с видом планирующего вылазку разведчика, не поднимая глаз, спросила Ясэ.
– Ну а ты что же, боишься?
– Вроде, нет…
К сумеркам от крыши ведьминой избы остались ломаные доски и отесанные бревна, в беспорядке разбросанные вокруг стен. Бревна отрывались и отламывались от дома в панической спешке. Говорили, что кто-то даже упал с лестницы, и что это старухино неугомонное зло противилось попыткам людей изгнать его.
Осунувшегося священника вели под руки. Ясэ тащила за ним сумку со свечами, крестами и склянками, среди которых через сломанную молнию на дне мелькала подранной этикеткой початая бутылка водки. «Сантехник почти, – тогда подумала она, – только воды своей чего-то испугался».
Люди
